Увидев отца, Альда тихонько вскрикнула и сжала мою руку.

Ответную речь граф произнёс короткими, лающими фразами. Он заверил сюзерена, что все вассалы готовы умереть за Раймунда, что все будут помогать ему до конца борьбы, и что не покинут его. Потом выступали члены Капитула, было сказано много высокопарных слов и пролито много слёз. Наконец, люди устали от пафосного многословия и начали расходиться.

– Давай подойдём к твоему отцу, – шепнул я Альде, – думаю, он будет рад видеть тебя.

– Я боюсь…

– Чего? Он ведь твой отец!

– Ты не понимаешь… Да, граф провёл ночь с моей матушкой, но и только. Я не знаю, что между ними было, может быть, это была минутная мужская прихоть, может, что-то большее, но воспитывала меня она одна. Граф знал о моём существовании, но для него я была просто девчонкой из замковой челяди, каких полным-полно. Я ни разу не слышала от него ласкового слова, не получила даже пустякового колечка в подарок. Правда, он платил монахам, которые учили меня, но ведь это просто выгодное вложение денег, понимаешь? Девица, знающая грамоту и счёт, стоит дороже.

– Всё-таки давай подойдём. Сейчас война, и отношения между людьми меняются к лучшему, ты сама это видишь. А вдруг вам больше не представится возможность поговорить, ведь предстоит сражение, а твой отец – воин, правая рука графа Тулузы.

Альда побледнела.

– Я не подумала об этом… Тогда пойдём скорее, пока отец не ушёл!

К счастью, граф был занят разговором с кем-то из рыцарей и пока не собирался покидать храм. Де Фуа выглядел неплохо. Он заметно похудел и осунулся, хромота пропала, лицо покрывал бурый крестьянский загар. Увидев Альду, граф извинился перед своим собеседником и повернулся к нам.

– Как, и ты здесь? Вот не ожидал! – граф, не скрываясь, разглядывал дочь. – Хм, а ты изменилась и, пожалуй, к лучшему. Ну, да это понятно… – граф скользнул взглядом по мне, – из лягушонка превратилась в…

– Отец! – укоризненно воскликнула Альда.

– Отец, отец, – ворчливо сказал граф. – Конечно, отец. Я разве отказываюсь? Ты что же, думаешь, я не знаю, что бывает, когда девица становится женщиной? Выходит, ты и правда любишь своего мужчину, раз до сих пор не сбежала. И ты, грек, сдержал слово, не бросил девку. Надо же, и среди греков попадаются порядочные люди! – хохотнул он. – Ладно, не хмурься, я просто пошутил. Деньги нужны? – спросил он, обращаясь к Альде. Та отрицательно покачала головой.

– Надо же! Первая баба из рода Фуа отказывается от денег! Воистину пришли последние времена. Ну, ладно, денег не надо, вы же богачи, это сразу видно! А что надо? Говори, пока у меня есть время, а то потом закрутится тут…

– Скажите, отец, вы отстоите Тулузу? – неожиданно спросила Альда.

Граф помрачнел.

– Не знаю. Обещать не могу. Но ты слышала, я поклялся, что город не брошу, а в роду Фуа клятвы не нарушают. Так что, сама понимаешь… Скоро здесь будет дьявольски опасно, поэтому вот что я тебе скажу, грек: забирай девчонку, и пока кольцо не замкнулось, беги со всех ног. Для начала в Фуа, а там Эсклармонда поможет перебраться через Пиренеи, до Арагона Монфор не достанет. Ну, или возвращайся в свой Константинополь, там всяко безопаснее.

– Простите, мой господин, но мы не уедем, – ответил я.

– Да? А что тебя тут держит, ромей? Ты великий воин? Или у тебя за спиной отряд в двести копий? Не будь идиотом и сбереги мне хотя бы дочь!

Тут граф увидел, что к нему через толпу пробирается какой-то рыцарь, и буркнул:

– Ну, всё, моё время вышло. Ты понял, грек? Проваливайте из Тулузы! Чтоб ноги вашей здесь не было!

Не дождавшись ответа, он отвернулся и сразу же забыл о нас.

Блокада Тулузы не была, да и не могла быть такой плотной и жестокой, как осада Безье или Каркассона – у Монфора просто не хватило бы на это сил. Поэтому между крестоносным лагерем и городом втихую сновал разнообразный люд – разносчики съестного, мелкие торговцы, маркитантки, просто шлюхи. У каждого находилось тут или там дело, каждый хотел заработать монету-другую. Хватало, конечно, и соглядатаев, поэтому планы Монфора для осаждённых секретом не были. Он решил действовать как привык, то есть захватить город одним ударом, не дожидаясь прибытия осадных машин и подкреплений.

И вот, на заре, когда утренний туман скрыл от тулузцев лагерь Монфора, отряд крестоносцев незаметно подобрался к воротам Монтолье и перебил наружную стражу. Вначале французам сопутствовала удача: они открыли ворота и ворвались в город. Теперь уже таиться было незачем. С криками «Святая Мария, спаси нас!» крестоносцы бросились вперёд. Отряд вёл сын Монфора Амори, увлекая рыцарей своим примером. Тулузская пехота, набранная из простых горожан, дрогнула и побежала, не выдержав напора умелых в бою воинов, защищённых шлемами и кольчугами. Судьба города повисла на волоске. Ещё немного – и через захваченные ворота хлынет всё войско Монфора, тогда Тулузе конец. Однако навстречу людям Амори уже бежали провансальские рыцари под командой Роже Бернара.

Два рыцарских отряда с лязгом и грохотом столкнулись, началась схватка грудь в грудь; рубились беспощадно. Звон мечей был слышен по всему городу, маленькая площадь у ворот и прилегающая улица были завалены телами убитых и раненых. Волнами налетали крики «Монфор! Монфор!» и «Тулуза! Бернар!». Наконец, воины с крестами на коттах дрогнули и бросились бежать. Провансальцы на плечах отступающих кинулись вперёд, надеясь ворваться в лагерь и захватить самого Монфора.

Израненные, усталые и перепуганные французы бежали, не разбирая дороги, падали во рвы, тонули или натыкались на заострённые колья. От полного разгрома их спасло только то, что Монфор успел выстроить своё войско в боевой порядок, и разгорячённых победой провансальцев встретили ровные ряды воинов, закованных в доспехи и ощетинившихся копьями. Теперь уже пришла очередь нападающих спасаться бегством.