Шрифт:
Бонифаций епископ, раб рабов Божьих. Для руководства в дальнейшем:
Вера наша призывает нас верить и утверждать, что существует только одна Святая Католическая и Апостольская Церковь. Мы твёрдо убеждены и исповедуем, что вне её нет ни спасения, ни отпущения грехов, как жених заявляет в Песни песней: «Она, голубица моя, чистая моя; единственная она у матери своей, отличённая у родительницы своей». Эта церковь представляет единое мистическое тело Христа, и глава этого тела Христос, а Христу глава Бог. Есть лишь один Господь, одна вера и одно крещение. Так и во времена потопа был только один Ноев ковчег, символизирующий одну церковь, и он был построен по мере в один локоть, и Ной был единственным кормчим и капитаном, а все живые существа на земле вне ковчега, как мы читаем, погибли. Эту церковь мы почитаем как единственную, как Господь говорил через пророка: «Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою». Он молился за душу Свою, то есть за Себя, главу и тело. И это тело Он называл единым телом, которое есть церковь, так как один жених, одна вера, таинства и любовь церкви. Она — бесшовный хитон Господа, который не был разделён, а был разыгран с помощью жребия. Следовательно, у этой единой и единственной церкви лишь одна глава, а не две — ибо если бы у неё было две главы, она была бы чудовищем, — то есть Христос — и наместник Христа, Пётр — и преемник Петра. Ибо Господь сказал Петру: «Паси овец Моих».
И Евангелия учат нас о том, что в её власти находятся два меча — духовный и светский. Ибо когда апостолы говорили: «Вот, здесь два меча», — то Господь сказал им в ответ не «Двух мечей слишком много», а Он сказал им: «Довольно». И нет сомнений, что любой отрицающий власть Петра над светским мечом не внимает словам Господа, Который говорил Петру: «Вложи меч в ножны». Следовательно, оба меча во власти церкви, то есть и духовный меч, и светский меч; последний используется ради церкви, а первый — самой церковью; первый — священниками, а последний — князьями и королями, но по указанию и с согласия священников. Один меч обязательно должен быть подчинён другому, светская власть — духовной. Ибо апостол сказал: «Нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены», [116] и они не могли бы быть установлены, если бы один меч не был подчинён другому, если бы низшее не было подчинено высшему.
Не подлежит сомнению, что духовная власть превосходит земную по достоинству и славе в той же мере, в какой духовное выше земного. Ибо истина свидетель, духовная власть имеет право учреждать власть светскую и судить её, если та оказывается недостаточно хороша.
Если земная власть отклоняется от правильного пути, то духовная власть судит её. Если же викарий Господа отклоняется, ни один человек не может судить его, но один лишь Бог. Так и апостол свидетельствует: «Духовный судит о всём, а о нём судить никто не может». Но эта власть, хотя она и дана человеку и осуществляется через человека, — не человеческая власть, а божественная, вверенная Петру посредством Божьего слова и подтверждённая для Петра и его преемников Христом, Которому исповедовался Пётр — тот самый, кого Христос назвал Камнем. Следовательно, тот, кто сопротивляется этой власти от Бога, сопротивляется Божьему установлению, если только он не считает, что в мире есть два принципа, — как манихеи, учение которых мы объявляем ложным и еретическим.
И далее, мы утверждаем, определяем, постановляем и объявляем, что каждому человеку для спасения совершенно необходимо подчиняться римскому понтифику.
Bonifatius, Episcopus, Servus servorum Dei. Adfuturamreimemoriam [117]
116
Послание к римлянам апостола Павла 13:1.
117
Цит. по Шафф Ф. «История христианской церкви». тoм VI. «Средневековое христианство».
– На что же папа рассчитывал? – удивился я, сворачивая буллу, – какой же король добровольно уступит власть? Бонифаций, не располагая военной силой, по-моему, блефовал…
– Вот и Филипп Красивый [118] так решил, – кивнул дьявол. – Для начала он запретил вывоз золота из Франции в папскую казну, а когда папа решил отлучить его за это от церкви, приказал выкрасть понтифика из его дворца в Ананьи и привезти в Париж. Однако рыцари Гийома де Ногарэ оказались подготовлены хуже, чем парашютисты Скорцени, и операция сорвалась. На прощание Ногарэ дал Бонифацию пощёчину, не снимая латной рукавицы, от чего бедняга потерял рассудок и через месяц скончался – безумец перегрыз себе вены.
118
Филипп IV Красивый – король Франции в 1285–1314 гг.
За смертью Бонифация последовал период церковной истории, который обыкновенно называют «Авиньонским пленением пап». Наученный горьким опытом, Рим более не предпринимал попыток подчинить меч светский мечу духовному.
119
«Чистилище», песнь двадцатая.
– А как же граф Раймунд? – спросила Ольга. – Сдержал он своё слово?
– Конечно, нет, – пожал плечами Георгий Васильевич, – да он и не собирался. Не знаю, утешит вас это или нет, но Иннокентий III слово, данное легатом Милоном, тоже нарушил. Но об этом мы наверняка прочитаем в манускрипте Павла Целителя. Пожалуй, пришло время вернуться к нему.
Глава 12
Если Массилия мне показалась грязной и неуютной, то что же говорить о Нарбо? Это просто большая рыбацкая деревня, неряшливая куча домишек, гнилые остовы рыбацких лодок, утонувшие в вязком песке, запах гниющей морской тины и того мусора, что рыбаки выбирают из сетей и сваливают на берегу. Море уходит от Нарбо, оставляя за собой зыбучие пески. Совсем скоро здесь не сможет причалить ни одна лодка, и тогда поселение умрёт.
Путь от Массилии до Нарбо я проделал на дне рыбацкой барки, проклиная свою судьбу. Сильная бортовая качка заставляла меня поминутно перегибаться через планширь, и иногда я малодушно мечтал о том, чтобы вывалиться из лодки и тем самым прекратить страдания. Только ужас перед грехом самоубийства останавливал меня. Рыбаки потешались над моими мучениями, они с грубым смехом предлагали мне хлеб и вино и гоготали, глядя как я из последних сил изблёвываю желчь. Плавание на галере далось мне гораздо легче, уж не знаю, по какой причине. Возможно, потому, что галера всегда шла поперёк волн, а рыбацкая лодка – вдоль берега и, значит, вдоль волн.
К моему стыду, на берег я не смог выйти своими ногами. Рыбаки вынесли меня и бросили на песок, не позарившись на пожитки. Люди де Кастра заплатили им только за перевоз, поэтому они ушли по своим делам, нисколько не заботясь о моей дальнейшей судьбе. Собрав остатки сил, я встал на четвереньки, а потом кое-как поднялся на ноги и побрёл от берега в поисках тени. Мне невыносимо хотелось пить, но нечего было и думать о том, чтобы найти колодец с пресной водой на плоском, как тарелка, морском берегу.
Вскоре я снова упал и провалился в забытьё, из которого меня вывели детские голоса. Стайка грязных и оборванных ребятишек со страхом и любопытством разглядывала незнакомца, боясь подойти поближе. Я показал, что хочу пить и бросил на песок мелкую монету. Дети бросились на неё с таким остервенением, что я испугался. Вскоре вокруг медяка кипела нешуточная драка. Дети молотили друг друга руками и ногами, царапались и кусались. Наконец, самый сильный или самый ловкий сумел завладеть монетой и убежал. Я подумал, что больше никогда его не увижу, но вскоре мальчик вернулся, сгибаясь под тяжестью кувшина. Оказалось, что за медную монету здесь дают не воду, а вино.
Зная, что если для удовлетворения сильной жажды выпить сразу много – неважно, воды или вина – можно умереть, я воткнул палочку в песок, сделав таким образом импровизированные солнечные часы, достал из мешка плошку и стал потихоньку приводить себя в порядок. Мне стоило огромных трудов не выпить из горлышка сразу полкувшина, давясь и кашляя от жадности. Напротив, я заставил себя цедить кислое и прохладное вино через соломинку, зная, что так лучше утоляется жажда. Пожалуй, впервые я спас свою собственную жизнь благодаря знаниям целителя.