Шрифт:
– Я же просил! Не называй меня господином!
– Я привыкну, – склонила голову Альда. – Но если вы считаете, что я виновата, можете наказать меня. Ведь вы учитель, а я – ваша ученица. Это по правилам.
Я почувствовал, что краснею, и поспешно сказал:
– Давай-ка ложиться спать. Раздевайся, я отвернусь или постою за дверью.
– Зачем? – удивилась и, кажется, даже обиделась Альда, – разве я так уродлива, чтобы вы отворачивались? Мне нечего стесняться своего тела!
Девушка стремительно разделась, оставшись в одной коротенькой рубахе, улеглась и накрылась плащом. Я дунул на огонёк светильника и тоже лёг.
Против ожидания, мне не спалось. Альде, кажется, тоже, она ворочалась с боку на бок, и её сенник громко шуршал.
– Ты что не спишь?
– Кажется, у меня опять начинает болеть голова, – раздался из темноты жалобный голосок.
Ну что же, я крепился, сколько мог, но искушение оказалось сильнее меня, а я – не святой Антоний. [134]
– У меня лежанка пошире, – сказал я, – иди ко мне, я полечу тебя.
Босые ноги прошлёпали по полу, и я почувствовал, как Альда прижимается ко мне. Я обнял её и почувствовал, как под тонкой тканью стучит её сердце.
134
Антоний Великий – христианский святой, считается основателем отшельничества. Его культ был чрезвычайно распространён в Средние века. Одно из искушений св. Антония – искушение женской плотью.
– О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! Глаза твои голубиные под кудрями твоими; волосы твои – как стадо коз, сходящих с горы Галаадской; зубы твои – как стадо выстриженных овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними; как лента алая губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока – ланиты твои под кудрями твоими; два сосца твои – как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями, [135]
135
Книга песни песней Соломона 4:1-5.
– прошептал я на ухо девушке.
– На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: «не видали ли вы того, которого любит душа моя? [136]
– подхватила Альда и нежно дотронулась губами до мочки моего уха.
У меня перехватило дыхание, мир вокруг исчез, только звёздный хоровод незримо кружил над нами.
136
Книга песни песней Соломона 3:1-3.
– Запертый сад – сестра моя, невеста, заключённый колодезь, запечатанный источник…
– Поднимись ветер с севера и принесись с юга, повей на сад мой, – и польются ароматы его! – Пусть придёт возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его. [137]
Завтрак мы, конечно, проспали и выбрались из комнаты ближе к обеденному времени. Спешить было некуда: трубадур, наверное, давно уехал, ну, а Тулуза… Тулуза подождёт!
137
Книга песни песней Соломона 4:12, 16.
Каково же было наше удивление, когда в трактире мы увидели Юка. Он развалился на лавке у стены, прихлёбывая из кружки. Вид у него был помятый, но довольный. Увидев нас, он отсалютовал кружкой.
– Сначала я решил, что вы давно в пути, – сказал он. – Ночка у меня выдалась, хе-хе, полная трудов, так что я малость проспал. Спрашиваю у трактирщика: «Уехали? Нет, говорит, не выходили ещё». Ну, думаю, тогда надо ждать. Я же обещал вас до Тулузы довести? Обещал. А Юк де Сент Сирк своё слово держит. Завтракать будете?
Мы переглянулись. Трубадур вёл себя так, будто вчера между нами ничего не произошло. Общество его нам было противно, но бить горшки на глазах чужих людей тоже не хотелось. Что ж, потерпим этого фигляра до Тулузы.
Лошади наши выглядели сытыми и отдохнувшими, были хорошо вычищены, и, оставив хорошую плату конюху, мы выехали из городка. Трубадур не обманул: вскоре нам встретилась широкая, мощёная древним камнем дорога. Камни поросли травой, а некоторые треснули, но в целом дорога была вполне исправна. Я подивился мощи империи, которая в незапамятной древности покрыла свои владения сетью вот таких дорог.
Не торопясь, мы ехали по обочине. Утром я купил соломенные шляпы для нас и для наших лошадей, чтобы злое дневное солнце не напекло головы. В конских головных уборах пришлось проделать дырки для ушей. Глядя на лошадей в шляпах, Альда умирала со смеха – в Лангедоке такое никому не приходило в голову – но лошадки, кажется, остались довольны, только моей почему-то пришлась по вкусу шляпа соседки, и мне время от времени приходилось отгонять её.
Трубадур ехал впереди, напевая под нос скабрёзные песенки. Мы с ним не разговаривали. Время от времени он поднимался на стременах и что-то высматривал. Я не обращал на это внимания, полагая, что Юк просто боится заблудиться. Как вскоре оказалось, не обращал внимания зря.