— Так как я это придумала, мне и начинать, — Беливук грациозно села на не очень надежный по виду стул и выжидающе посмотрела на ребят, те в свою очередь уставились на нее.

— Мне, например, не нравится, что ты постоянно говоришь мне о том, что от мучного и сладкого можно поправиться. Я не такая дурочка, как кажусь, и прекрасно понимаю последствия… Например, после ужина больше четырех конфет не съедаю, — беззаботно высказала Офелия.

Именно комичное заявление цыганки помогло немного расслабиться и активно включиться в процесс.

В Беливук в основном не нравилось то, что она излишне любила всех учить и опекать. Она ни от кого ничего не требовала, но своими едкими замечаниями или грустными укорами воздействовала куда сильнее, чем командным рыком.

Второй на стул села Чермак. Девочка смущенно покраснела, когда ей напомнили о том, что некоторые манеры ей действительно стоило бы улучшить, а так же заняться воспитанием в себе терпения и усидчивости.

Стан решился быть третьим и, сев на стул, напряженно замер.

— Мне не нравится, что ты так и не научился отвечать за себя сам, — внезапно произнес Альберт. — Возможно, у вас с Гарри есть какие–то собственные тайны, в которые нас не посвятили, но все же, исходя из известного всем присутствующим, ты просто убегаешь, вместо того, чтобы как–то пытаться что–то исправить или изменить. Так нельзя, это тоже трусость! Своим поведением ты заставляешь нас теряться в догадках и наблюдать за тем, как мучаешься. Очень больно не иметь возможности ничего изменить.

— Я согласен с Грегоровичем, — тихо произнес Эдвин. — Такое ощущение, что ты несешь в себе всю мировую скорбь. На вопросы о происходящем не отвечаешь, любые попытки что–то узнать заканчиваются тем, что ты уходишь.

— Ты заставляешь всех нас так волноваться, — подтвердила Мирослава.

— А еще ты забираешь себе все булочки с вишневым джемом, — с детской непосредственностью заявила Офелия.

Все на нее странно покосились.

— А что? — нахмурилась она. — Для меня это насущная проблема.

— Дориан уже знает о моих претензиях к нему, — пожал плечами Гарри. — Мне нечего ему сказать.

Следующим место на стуле занял Альберт. Он с отстраненным выражением лица выслушал о том, что его хотели бы немного чаще видеть на грешной земле, а не витающим в облаках. Так же он спокойно воспринял заявление Эдвина о том, что ему не всегда нравится быть объектом для оттачивания его красноречия.

Эдвину же посоветовали быть собранней и меньше растрачивать себя по пустякам. Так же многим не нравилось его чрезмерно эмоциональные реакции на любые ситуации и порой детское поведение. Он сдержано кивал на все замечания.

Когда пришла очередь Гарри, он очень занервничал. Кажется, такого внутреннего напряжения мальчик не испытывал даже тогда, когда сдавал экзамены в конце прошлого года.

— Ты эгоист, — прямо заявил Эрстед. — Мы помогаем тебе, как можем, и принимаем твои проблемы близко к сердцу. Ты просто параноик. Стоит напомнить тебе о том, что ты предлагал нам несколько раз оставить нашу дружбу в прошлом. Рассказывал о себе всякие страшные истории, давал газеты с глупыми статейками и даже продемонстрировал нам своего опекуна. Мы не оставили тебя и не оставим и в будущем, но твое недоверие просто убивает на корню какие–либо порывы. Я понимаю, что где–то с нашей стороны могло бы быть больше усилий, но лично мне не приходило в голову искать в книгах выход из твоей ситуации. Кстати, кукла–шпион, над которой я и работал, так и не получилась.

Гарри виновато посмотрел на него. Он совершенно забыл, что до сих пор носит практически незаметные серьги, что подарил ему Эдвин для того, чтобы не позволить Снейпу или кому–либо еще стереть его воспоминания. И он ездил вместе с ним на Рождество в дом к его опекуну, надеясь, что может хоть каким–то образом помочь Поттеру в противостоянии с зельеваром. Мальчик понял, что все–таки был во многом не прав.

— Мне не нравится, что ты берешь всю ответственность на себя, — продолжил Альберт. — Ты совершенно уверен в том, что только сам можешь справиться со своими проблемами. Это не всегда так. Мы можем поддержать тебя. Когда словом, когда делом.

Трещинки на каменном полу вызвали у Гарри крайнюю заинтересованность, и он чуть опустил голову, чтобы их лучше рассмотреть, а не потому, что щеки пылали от стыда. Грегорович всегда направлял словом, что–то подсказывал или помогал посмотреть на ситуацию с другой стороны. Он был замечательным человеком.

— Эммм… — промямлил Дориан. — У меня вообще к тебе нет претензий, и я вообще считаю, что ты прав. Мы могли бы сделать для тебя гораздо больше, но не сделали. Это наша вина и только наша. Правда, я до сих пор не представляю с какой стороны подступиться к морокам и Гласу. Если было бы больше каких–то зацепок…