Шрифт:
— Синьор Карнаро?.. — обратился он к продолжавшему молча сидеть компаньону. — И вы, молодые господа, вы люди достойные… прошу вас к нам… отдохнуть!..
Монах сделал тяжелой перевалкой несколько шагов и пошатнулся; его подхватили с одной стороны Луиджи, с другой Ян и бережно стали спускать по указанной им каменной лестнице; Карнаро и Марк последовали за ними. На лице монаха было написано блаженство.
— Почитайте меня, детишки, почитайте… и счастливы будете!.. — бормотал он своим помощникам.
Все вступили в обширный подвал; сумерки и густой запах вина охватили их; из пары крохотных, заделанных железными прутьями окошек, пробитых почти под самым сводом, брезжил свет; вдоль стен тянулись ряды бочек; из первого подвала пришедшие попали во второй и наконец в третий, более светлый. Там вдоль одной из стен вытягивался дубовый стол; кругом в беспорядке были распиханы деревянные кресла и табуреты; часть их занимала компания монахов, человек из пяти; все были сильно подвыпивши.
— Отче Антоний?! — возопили они. — И синьор–философ с тобой?!.
— Мы это, детишки, мы… — ответил, ухмыляясь, Антоний. — А это молодые художники… в Рим идут… и желают иметь от нас поучение!
Вновь прибывших усадили за стол; против каждого сейчас же появилось по кружке с вином, нацеженным из ближайшей бочки. Для общего пользования подали миску с жареным и посоленным горохом.
Начался шумный разговор; Марк и Ян в него почти не вступали: за них обоих отвечал и вдохновенно и самоуверенно врал Луиджи; у Марка даже вспотел лоб от его неожиданных и самых беззастенчивых выдумок.
Монахи слушали со вниманием и интересом — в те времена на веру принималось решительно все и хороший болтун мог рассчитывать на самое широкое гостеприимство.
Карнаро отхлебывал вино и, усмехаясь одними глазами, поглядывал на рассказчика. Разговор коснулся ученья.
Багроволицый Антоний вдруг сделался синим и застучал волосатым кулачищем по столу.
— Не нужно его, пропади оно пропадом! От злого духа оно!.. — захрипел он. — Сами их святейшества папы запрещали ученье! Мы, духовенство, уже знаем все и довольно, ваши души в надежных руках, они нам препоручены, а не вам!.. Только не мешайте нам, а уж мы проведем вас в царство небесное!.. Всех! Сколько угодно!
— Да, да!.. — поддержали другие монахи. — Надейтесь на нас!.. — Один встал и, протянув руки к о. Антонию, хотел направиться к нему, но повалился грудью на стол и опрокинул кувшин и пару кружек; красное вино лужей крови расплылось по столу и потекло на колени соседей.
— Надейтесь, надейтесь!.. — заплетая языком, бормотал упавший; щекой он утодил в самую лужу и выкрасился в багрец; потерпевшего крушение подняли и повели, вернее, потащили, к двери, черневшей в глубине подземелья; там скрывалось уединенное помещение, густо устланное соломой; на ней в разных положениях спали несколько насмерть пьяных монахов.
— Усыпальница наша! — икая, пояснил Яну монах, с которым тот доволок в нее нового обитателя.
— Хорошо жить мирянам!.. — разглагольствовал в это время за столом третий монах. — Ни хлопот у них, ни забот — дыши, ешь, пей и веселись! — а мы работай, молись!.. думаете, легко проводить всякого дурака в рай?
— А если дурак не хочет рая?.. — осведомился Карнаро.
— За шиворот поведем!.. — грозно закричал кто–то и треснул кулаком по столу.
— Мы знаем, что делаем!.. А упираться будет — на костер! Сожжем тело, а душу спасем!..
— Главное — библию не читайте!.. — совсем расслабев, уговаривал гостей о. Антоний. — Зло в мир идет через грамоту — дьявол ее изобрел!..
— Две девчонки чернобровые!
— Пошли в горы погулять!.. — запел сосед Антония; два- три голоса нестройно подхватили; кулаки забарабанили по столу.
— Ну, мне пора в путь!.. — произнес Карнаро и поднялся с табурета; за ним встали с мест и наши паломники.
— Куда?.. Куда?!.. — завопили монахи; ближайшие ухватили собравшихся уходить за руки.
— Нам еще чудотворной статуе поклониться надо!.. — заявил Луиджи.
— Не нужно!.. — дружно ответили несколько человек. — Посидите с нами, а все остальное само собой сделается!
Карнаро и Луиджи едва смогли убедить хозяев отпустить их. Все же гостей заставили выпить «на дорожку» по огромной кружке. Монахи сочно перецеловали всех и, напутствуя благочестивыми наставлениями, как вести себя, проводили их до двери.
Луиджи выбрался из погреба и сплюнул.
— Вот слюнявые черти!.. — произнес он, утираясь рукавом. — А ведь я обалдел, ей Богу?..