Луг, река и монастырь серебрились; по сине–пепельному небу плыл яркий месяц… мягкий звон колокола нарушал безмолвие.

Марк и Ян подошли к башне и толкнулись в калитку — она была заперта; Марк постучал в нее, но отзыва не было; он подождал и опять ударил железным молотком.

Кто–то наверху зевнул и выглянул в бойницу.

— Какой дьявол стучит?.. — спросил грубый голос.

— Богомольцы!.. — отозвался Марк.

— Ступайте спать, дурачье!.. — был ответ со стены. — Завтра намолитесь!

— Мы хотим сейчас!.. — настойчиво возразил Марк. — Звонят к полунощнице!

— Мало бы что звонят!.. звонят, а службы нет!

— Служба должна быть!..

— Учи еще, осел! День и ночь вам служи — обалдеешь! Все теперь отдыхают — пьяные лежат!

— Зачем же звонят тогда?

— А чтоб ты знал, болван, что время молиться вам! Встань к стеночке и помолись. А ты беспокоить людей лезешь, дубина!

— Да ты больно не лайся! — вскипел Ян. — Ишь, пьяная морда, даже сюда с башни вином разит.

— Проваливайте, проваливайте, пока бока вам не наломали, идиоты несчастные!

Ян схватил камень и запустил им в сторожа. Наверху послышался хруст, посыпались черепки и раздалась отчаянная ругань: гостинец угодил в глиняный кувшин, стоявший в бойнице, и расшиб его; вино потекло по стене, оставляя на ней черный след.

Ян хотел еще раз повторить свое приветствие, но Марк удержал его.

— Оставь!.. — сказал он. — И впрямь лучше у стенки помолиться!..

Провожаемые неистовыми проклятиями, друзья дошли до следующей башни и завернули за угол: темный шатер дуба над стеной указал место, где стояла чудотворная статуя. Звон стих.

— Отслужим полунощницу?.. — предложил Марк.

— Я не умею… — отозвался Ян.

— Ничего, вторь мне без слов!..

Пальцы Марка коснулись струн; звуки, будто серебряные жучки, взобрались по неровной стене и стекли к подножию дуба; во дворе прозвенело чуткое эхо. Сдерживая голос, Марк запел молитву; баритон его рос и звучнел, Ян вторил бархатным басом, обоих охватило вдохновение…

Певцы кончили и, еще полные возвышенного настроения, медленно направились к гостинице; тишина настала зачарованная; серебряный монастырь спал среди черных и серебряных гор.

На другое утро, когда трое наших путников уже шагали за осликом, Марк обернулся к неаполитанцу.

— Луиджи?.. — проговорил он. — Я в эту ночь много передумал и решил идти в Болонью…

— Вот как?.. — протянул Луиджи. — Что, слова синьора Карнаро так на тебя подействовали?

— Он прав: надо сперва поучиться, а потом заниматься искусством! Я как в лесу — ничего не знаю и не понимаю!

— Да плюнь! Мало ли что набрешет тебе всякое дурачье?

Марк отрицательно и упрямо мотнул головой.

— И ты, Ян, собираешься в университет поступать? — сердито осведомился Луиджи.

— Я?.. нет… — отозвался тот. — Где мне! Я только своему мастерству подучиться хочу!

— Значит — расставаться нам надо?

Марк молчал.

— А почему вместе не идти? — спросил Ян.

— Да черт же вас всех раздери с проклятым Карнаро! — закричал взбешенный Луиджи. Он сорвал с себя шляпу и швырнул ее об землю. — Сегодня в Неаполь идем, завтра в Болонью, послезавтра в Париж, провались они с вами в тартарары к дьяволу! Убирайтесь одни куда хотите, а я назад ухожу!

Он бросился к ослику и стал заворачивать его обратно.

— Да постой, ну чего обозлился?.. — остановил его Ян. — Ведь ты же сам говорил, что тебе все равно, куда ни идти?

— Говорил!

— Ну, вот видишь?.. и пойдем опять все вместе, если ему понадобилось!

Луиджи стих.

— Черти эдакие! зарезал бы вас, так огорчили! Ну, да пожалуй… Э!!.. — Луиджи махнул рукой. — Валим в Болонью, когда так! Мастера и дураки имеются всюду!

Лицо Марка прояснилось. Он с благодарностью взглянул на своих товарищей.

— Только путь на Болонью другой!.. — уже совсем весело продолжал Луиджи. — Скоро будет развилок!.. Сами на себя пеняйте — Болонья ваша прескучная! Одно в ней хорошо — сосиски из ослиного мяса. Объеденье! — Луиджи щелкнул языком.

Выступ скал скрыл от путников монастырь и долину реки. Местность потянулась суровая и пустынная; к полудню они завидели справа на бугре полуразрушенную четырехугольную башню; ее окружали остатки стен. На одной из осыпей неподвижно стоял одетый в серую рясу человек с большой темной бородой; Марк первый завидел его.