Разумеется, вторжение вермахта на Балканы привело к расходованию больших объемов материальных средств, о чем ниже. Но «Марита» не сказалась кардинально на сроках нападения. Надо сказать, сроки прибытия и развертывания войск в Польше оказались сильно растянутыми во времени [436] , что, по всей видимости, тоже способствовало росту сомнений у советского руководства насчет намерений Германии напасть на СССР. Помимо этого, официально мероприятия на границе объяснялись приказом ОКВ от 10 октября 1940 г. об укреплении восточной границы рейха. Согласно этому приказу, пехотные соединения вермахта активно занимались созданием укреплений к востоку от Варшавы. Эти мероприятия на границе получили кодовое название «Берта» [437] , разумеется, они не могли остаться без внимания советской стороны, несмотря на то что данные мероприятия носили оборонительный характер (как и на границе с Польшей в июле — первой половине августа 1939 г.).

Едва ли только стремление обеспечить внезапность лежало в том решении ОКВ, чтобы развернуть против СССР в Польше не столь большое количество сухопутных дивизий. Были и вполне объективные обстоятельства местного характера. Восточная Польша не располагала достаточным количеством помещений для содержания людей, лошадей и техники. Польская армия имела зоной основного развертывания до 1935 г. территории к востоку от линии Гродно — Львов, что соответствовало стратегии Пилсудского, в рамках которой роль практически единственного противника отводилась СССР. Поэтому к западу от этой линии польские военные не заполучили к началу войны достаточного объема площадей помещений. Зимой 1940/1941 гг. вермахту приходилось размещать боевую технику на открытом воздухе. Для обеспечения личного состава прибывших с Запада соединений также не хватало ресурсов. Имели место серьезные проблемы с обеспечением войск углем и электроэнергией.

Ведущая роль в случае отхода Красной армии отводилась ГА «Север», так как последняя имела, со слов Гитлера, «благоприятную исходную базу» [438] , под чем надо понимать базу снабжения в Восточной Пруссии и морские коммуникации Балтики. ГА «Север» в случае быстрого отхода Красной армии предписывалось преследовать советские войска, не взирая на угрозу своему правому флангу с востока, наносить удары по отступающим советским соединениям.

Впрочем, Ф. Гальдер, как и другие планировщики вермахта, считал маловероятным отход советских войск вглубь своей территории, так как СССР, по их мнению, сильно зависел от продовольственных поставок Украины и Прибалтики. И это была ошибка, дорого обошедшаяся вермахту. Если Украина была житницей СССР, то насчет Прибалтики такое мнение можно считать ошибочным, учитывая тот упадок сельского хозяйства, какой наступил в этом регионе после мер советской власти в 1940 г. В Латвии и Литве находились не столь значительные силы РККА, поэтому разгрома советских войск в Прибалтике в первых же приграничных сражениях не получилось.

Западная Украина также не представляла большого интереса для командования РККА, ее сдача произошла в достаточно организованном порядке силами Юго-Западного фронта уже через неделю после начала войны, правда, советским войскам пришло бросить много танков. В дальнейшем могло произойти именно то, чего более всего опасались немецкие стратеги, — отход Красной армии за естественные рубежи по линии Западная Двина — Днепр, но этому помешало упорство Сталина в вопросе обороны правобережной части Киева, которую Г.К. Жуков предлагал сдать.

Примечательно, что немецкие военные планировщики не учитывали такого фактора, как мобилизация людских резервов в Красную армию. Как мы знаем, СССР имел много резервных дивизий, которые он мог развернуть в первые два месяца войны, доведя их до численности полноценных кадровых дивизий за счет призыва. По всей видимости, германские стратеги рассчитывали на коллапс советской системы обороны в самом начале войны, в чем, правда, сомневался и сам Гитлер.

Во внимание Гитлера и немецких военачальников не принималось и то обстоятельство, что Красная армия может перейти в контрнаступление. В предположениях Гитлера и других стратегов рейха относительно поведения Красной армии в случае нападения Германии на СССР обозначены два пути — оборона в приграничных регионах вплоть до полного истощения ресурсов либо отход во внутренние регионы страны к естественным рубежам. В реальности вермахт подвергся в 1941 г. серии контрударов на Восточном фронте.

В высшем руководстве рейха были и противники войны с СССР. Наиболее решительно против этой войны выступал И. фон Риббентроп. В отличие от Гитлера, он считал, что Британия близка к краху и никакого союза Лондона с Москвой не предвидится. Нападение на СССР, напротив, обнадежит, как писал И. фон Риббентроп Гитлеру 28 апреля 1941 г., англичан.

Перспективы войны Германии с СССР Риббентроп описывал как далеко не самые лучшие. По его мнению, Германия могла добиться решающей военной победы в европейской части Советского Союза, отбросив советские войска на Восток, но на этом война не закончилась бы. При этом на огромных пространствах оккупированных советских территорий, как предупреждал министр иностранных дел рейха, наступит дезорганизация, что им обозначено как пассивное сопротивление славян, что должно было затруднить эксплуатацию оккупированных земель. Произойти это должно было потому, что, как указывал Риббентроп, в России нет никакой оппозиции Сталину, на которую германские власти могли бы опереться, чтобы организовать жизнь на оккупированных территориях [439] . Впрочем, Гитлер уже и тогда не думал о привлечении к сотрудничеству какой-то русской оппозиции (хотя какие-то сомнения на этот счет были зимой — в начале весны 1941 г.), максимум он рассматривал участие белоэмигрантских формирований и групп С. Бандеры как вспомогательных соединений вермахта, но ни в коем случае не политических структур, имеющих широкую автономию в принятии решений (исключение до июля 1941 г. составляла Литва, однако и там антисоветские силы, привлеченные к сотрудничеству с рейхом, рассматривались как чисто технические структуры, работавшие на нужды вермахта). К лету 1941 г. у Гитлера созрел четкий план геноцида народов СССР, хотя, мы думаем, подобные планы уже имели место у лидера нацистов задолго до этого, но до крушения Франции в 1940 г. он едва ли считал такие планы реализуемыми в обозримом будущем.

Несмотря на тщательное военное планирование, во время совещания 30 апреля 1941 г. в ставке фюрера, когда была названа дата нападения на СССР — 22 июня, Гитлер по-прежнему был убежден, что после приграничных сражений, которые должны были длиться, по его мнению, не более 4 недель, сопротивление Красной армии будет сломлено. Надо сказать, что в 1940 г. Гитлер был менее оптимистичен в своих прогнозах относительно войны с СССР, рассчитывая одержать победу на Востоке в течение 5 месяцев.

Спустя почти полтора месяца в политике Гитлера наступает неожиданный поворот. В ноябре 1940 г. Гитлер опасался военного вмешательства США в зоне Балтийского региона из-за Финляндии. Но 18 июня 1941 г. страны «Оси» получают недвусмысленный намек на начало подготовки войны Германии с США: Риббентроп требовал выдворения всех консулов США из государств «Оси», — что Г. Чиано верно счел признаком наступающего германо-американского конфликта [440] .

22 июня 1941 г. после полудня наступает еще один не менее интересный поворот в военной стратегии Гитлера. В 16.30, как значится в записках Ф. Гальдера, Гитлер посетил так называемый походный лагерь. Там лидер нацистов сильно скорректировал цели наступления на СССР: в течение 3–4 недель овладеть всем советским побережьем Балтики, чтобы обезопасить подвоз железной руды из Швеции, поэтому ГА «Север» предписывалось наступать, не дожидаясь подхода моторизированных частей, на Ленинград; Москву планировалось взять в августе. Вечером за чаем Гитлер сказал своим генералам, что намерен восстановить Германскую колониальную империю в Африке [441] .