– Агробизнес в стиле восемнадцатого века, – заметил Квиллер.

– Вот именно! Справедливости ради скажу, что не все лендлорды были злодеями, несколько семей из древних родов всячески старались помочь своим людям, но сочетание перенаселённости с устаревшими методами ведения сельского хозяйства привело к тому, что мелкие фермеры почти умирали с голоду.

– Что же произошло, когда их вытеснили овцы?

– Их согнали с земли, запретив охотиться, ловить рыбу и пасти скот. Их жалкие фермы сожгли у них же на глазах.

– Куда же они пошли?

– Несчастных обрекли жить в нищете в трущобах больших городов или в бедных прибрежных деревнях. Многих переправили в Северную Америку, но это уже другая история. Судовладельцы использовали их положение, перевозя горемык на дырявых посудинах, набитых до отказа, без достаточного запаса пищи и воды… Зря я завёл об этом разговор, у меня поднимается давление.

Они пошли вдоль берега, наблюдая за подплывающими к берегу рыбачьими лодками, окруженными пронзительно кричащими чайками. Рыбаки выгружали на пристань сети с креветками. Доки были недавно покрашены, домики стояли в ряд близко друг к другу. На многих окнах висели короткие занавески, что позволяло кошкам расположиться на подоконниках.

– Нынешние шотландцы – милейшие люди, – заметил Лайл, – общительные, гостеприимные, остроумные, но в своём кровавом прошлом они преспокойно резали врагам горло и лили на них расплавленный свинец. Они поели в кафе и вернулись в гостиницу. Там они узнали, что Мелинда, взяв напрокат машину, уехала в Глазго. Она оставила записку: Не осуждайте меня за то, что я отказываюсь от оставшейся части экскурсии. Это мой долг по отношению к Ирме. Лайза сообщила Квиллеру:

– Мы с Полли уложили вещи Ирмы, чтобы отправить их домой. Полли совершенно сломлена. Она в своей комнате и просила её не тревожить.

– Как я догадываюсь, она имела в виду меня, – сказал он.

Для него смерть Ирмы была предлогом, чтобы позвонить Милдред Хенстейбл и узнать о сиамцах. Он часто думал о них. Но избегал говорить об этом с кем-либо, кроме Полли. Довольно было и того, что Грэейс Атли всем сидящим рядом с ней в автобусе демонстрировала фотографии своих игрушечных медвежат. Он часто смотрел на часы, отбрасывал пять часов и представлял себе, как его кошки завтракают или предаются послеполуденному отдыху. Он размышлял над тем, как складываются их отношения с Милдред, и спрашивал себя, не толстеют ли они от её готовки. Да, наконец, его весьма занимало, скучают ли они по нему.

Когда он позвонил в Пикакс, там было восемь утра, и Милдред уже слышала по местному радио известие о смерти Ирмы.

– Они не передавали никаких подробностей, – сказала она. – Надеюсь узнать больше из газеты, когда она выйдет.

– У неё остановилось сердце. Она была всё время в напряжении. Руководить туристической поездкой – нелегкая задача для непрофессионального гида, да ещё если имеешь дело с компанией индивидуалистов вроде меня. Некролог, вероятно, будет в сегодняшней газете. Пожалуйста, сохрани его для меня… Как ведут себя кошки?

– Мы прекрасно ладим. Когда я вышиваю, они садятся на пяльцы и следят за движением иголки. Коко помогает мне гадать.

– Если бы эти сиамцы были людьми, – объяснил Квиллер, – то Юм-Юм получала бы призы на конкурсе красоты штата, а Коко изобрёл бы лекарство от простуды… Он рядом? Подними его к трубке.

Было слышно, как Милдред разговаривает с кошками. До него донеслось слабое мяуканье, потом уговоры, потом мяуканье стало громче.

– Привет, Коко! – закричал Квиллер. – Как дела? Ты заботишься о Юм-Юм?

Коту потребовалось некоторое время для осознания, что так хорошо знакомый ему голос доносится из прибора у его уха; поняв это, он захотел взять всю инициативу разговора на себя, оглушительно мяукая и даже кусая трубку.

Квиллер поморщился и закричал:

– Хватит! Убери его!

Послышался шум борьбы, уговоры, а затем Милдред снова взяла трубку.

– Я хочу сообщить тебе об одной необычной вещи, – сказала она. – Прошлым вечером я вышивала и вдруг услышала непонятное завывание, доносившееся откуда-то сверху. Коко выл в ванной. От его воя у меня просто стыла кровь. Я поднялась и поговорила с ним, и он в конце концов замолчал, но я в самом деле испугалась.

– В котором часу это произошло?

– Между половиной десятого и десятью, когда выступает этот полоумный диск-жокей. Я выключила приёмник, решив, что Коко протестует против передачи.

– Я не виню кота, – сказал Квиллер. – Этот парень и меня порой заставляет взвыть.

Ещё не повесив трубку, он вдруг осознал, что Коко выл между половиной третьего и тремя часами ночи по Гринвичу. Кот знал время, когда умерла Ирма. А между ним и этой смертью, которую он почувствовал, лежал океан!

Только одиннадцать из шестнадцати путешественников явились в этот вечер на обед, и они вели себя гораздо тише, чем обычно. Сначала был подан куриный бульон, заправленный луком, с маленькими пирожками, потом тушёный барашек с ячневой кашей и репой и какое-то блюдо из картошки и лука.