Шрифт:
ходить по земле, заводят в подвал. Там, как загнанного, дикого зверя, закрывают в стакане,
помещение шириной примерно с полметра и чуть длиннее в длину. Дверь составляет
решётка на петлях, с большим амбарным замком. Конвойный, зажав в руке ключ, зорко
следит за каждым твоим движением, готовый броситься на тебя. Теперь, ты не
принадлежишь самому себе. С этого момента начинается череда унижений. Медленно
стаптывая в грязь государственных фекалий, наступив на шею придуманным стандартом
необходимости, перекрыв кислород ложью популизма, пытаются смешать в жиже
преступности. Твоё ЭГО протестует, но, лично до тебя теперь никому нет никакого дела. Ты
отработанный материал. Ты – ОСУЖДЕННЫЙ! Это позорное ярмо будет носиться ещё не
один год.
Через некоторое время, заталкивают в автозак, везут не понятно куда. Лампочка
светит очень тускло, практически на видно лиц едущих с тобой. У всех подавленное
состояние. Тот самый милиционер, сидя к тебе лицом, смотрит куда-то в сторону, стараясь
избегать встречного взгляда. Двигатель машины надрывно гудит. Обитые железом стены
нещадно грохочут. Тебе хочется то ли смеяться, то ли плакать. Наконец-то приехали в
Изолятор Временного Содержания. Всех по очереди высаживают из машины. Заводят в
помещение, передача сопроводительных документов, позорный досмотр. Ведут дальше.
Перед камерой требуют снять обувь, остаёшься в носках. За спиной закрываются двери,
защёлкивается замок. Ты в заключении. Оказываешься в помещении один, размером два на
три. Порожек, полоса бетонного пола шириной с полметра от дверей на всю ширину камеры.
Такая же деревянная ступенька и наконец, само помещение камеры. Что это: пол из
деревянного настила, или лавочка, на всю ширину, упирающуюся в противоположную
стенку? Слева параша. Окошко без стекла, находится почти у самого потолка. Реснички на
окне не дают возможности смотреть на улицу, только немного, кусочек света фонаря и всё.
Грязная лампочка без плафона, тускло светит под высоким потолком. Теперь твоё состояние:
одиночество. И самым основным чувством становится слух. Мороз зимнего вечера не даёт
тебе присесть, приходится постоянно ходить, чтоб не замёрзнуть.
Жизнь остановилась, она застыла. Ощущение времени становится острым, где
каждый звук имеет определённую окраску настроения, смысл и отношение к ней. Иногда эти
звуки непонятные. Воображение и сознание пытается, дорисовать, или домыслить
происходящее. Вот послышались шаги, они неторопливые, это милиционер обходит свои
владения и просматривает через глазок каждую камеру. Брякнули ключи, слышны командные
голоса, кого-то выводят из камеры, ведут. Шаркающий шаг и за ним шаги более уверенные.
Прошли мимо. Тишина. Время звенит в ушах. Вот снова шаги, остановились около камеры.
Смотрят в глазок, о чём-то разговаривают в полголоса. Что им от тебя нужно? У них тут что
зоопарк? Никогда не видели заключённого милиционера? Подходит третий к двери, снова
разговор, они открываются. В проёме двери появляется почему-то только один сотрудник.
Молодой младший сержант, наверное, недавно отслужил в армии. Два остальных прячутся за
дверью. Ты стоишь посреди камеры смотришь сверху вниз. Что ожидать от них? Бесцветный
взгляд, готов ко всему. За это короткое время, ощущение, что ты умер, теперь тебя ничего не
страшит. Он смотрит видом обиженного мальчика, в то же время, улавливаешь соучастие,
нерешительность. Стоит и мнётся:
– Извините! Товарищ капитан! Мне только что рассказали про вас! Мне рассказали
мои товарищи! Они сказали, что вы этого преступления не совершали! У меня, нет
основания не верить им! Так знайте, мы, работники изолятора временного содержания, за
вас! Мы вас поддерживаем! Пока вы здесь, всё будет нормально! Мы, уже, позвонили вашим
начальникам и предупредили о вас! Разрешите пожать вам вашу руку в знак солидарности! –
взволнованный, с этими словами, переступил через порог камеры и схватился за твою руку.
– Спасибо! – спустившись по ступенькам, тоже горячо пожимаешь в ответ.