— Не горюй, — подбодрил я его. — Приедем в Псков, разыщем комитет большевиков и оформимся. Уже пора. Владимир Ильич Ленин сказал нам, что быть большевиком сейчас не безопасно. Что ж, нам к опасности не привыкать.

— Правильно, так и сделаем, — поддержал меня Липатов, и мы крепко пожали друг другу руки.

На место прибыли в субботу вечером. Псков встретил нас перезвоном колоколов: в многочисленных церквах города шла предпраздничная вечерняя служба. Как и все провинциальные города России, Псков не блистал в то время особым благоустройством. Пыльные, в большинстве своем незамощенные улицы ближе к окраинам мало чем отличались от деревенских. Но после долгого сидения в окопах город показался нам в этот весенний вечер сказочным.

В Пскове в то время располагался штаб Северного фронта, было много офицеров.

Барачный городок школы прапорщиков находился за рекой Великой, которая здесь, в нижнем течении, вполне оправдывала свое название.

На следующий день, в воскресенье, вместе с Липатовым решили побродить по городу и, если удастся, разыскать местный комитет партии большевиков. Поскольку начальство в этот день отдыхало, дежурный по школе разрешил нам увольнение до вечера.

— Только к отбою обязательно будьте на месте, — предупредил он.

Комитет большевиков мы нашли довольно быстро. Адрес его нам сообщил пожилой рабочий, с которым встретились возле кинотеатра (в Пскове уже тогда довольно регулярно демонстрировались кинофильмы, главным образом заграничные, и прежде всего для господ офицеров из штаба фронта). Назвав нам адрес партийного комитета, рабочий, несколько смутившись, добавил:

— Если комитет перебрался на новое место, разыщите там Петра Ивановича — в соседнем доме живет, — он вас проводит, куда надо.

Предупреждение оказалось лишним. Большевистский комитет никуда пока не переезжал. Он располагался почти в самом центре города, в небольшом домике с верандой, заросшей зеленью. Разумеется, не было здесь никакой вывески, да и само помещение комитета ничем не напоминало учреждения. Обычный жилой дом, разве только несколько перенаселенный. При входе на веранду нас встретила девушка.

— Вы к кому?

— Не знаем, к кому лично, но нам нужен комитет большевиков, — ответил Липатов. — Проводите нас, барышня, к кому–нибудь из членов комитета.

— Ишь какие быстрые, — не сдерживая улыбки, сказала она. — Подождите здесь. Потом позову, — и скрылась за дверью.

Минут через пять возвратилась и провела нас в небольшую комнату. Навстречу поднялся высокий, худощавый человек в сером костюме в полоску. Он назвался пополняющим обязанности председателя комитета Константином Вениаминовичем Геем. Мы рассказали о цели нашего прихода.

— Очень правильно поступили, что пришли к нам прежде, чем начали учиться в школе прапорщиков, — сказал К. В. Гей. — Вам действительно пора оформить свою партийную принадлежность. Работы в школе для вас найдется немало. Примем вас в партию, тогда дадим задание.

Затем он расспросил нас о семьях: где и как живут, о чем сообщают в письмах.

Вскоре пришли еще два товарища, вероятно уже предупрежденные председателем комитета.

— Вот будущие прапорщики желают вступить в партию, — обращаясь к вошедшим, сказал Гей. — Давайте послушаем их.

Первым поведал свою несложную биографию Липатов, сообщив при этом, что он уже давно считает себя большевиком. Когда настала моя очередь, я коротко сказал о своей работе на фабриках, об участии в забастовках, о членстве в полковом солдатском комитете. Под конец рассказал о поездке в Петроград, о беседе с В. И. Лениным.

Улыбнувшись, Гей заметил:

— С этого надо было начинать. Можно считать, что в партию вас сам товарищ Ленин рекомендовал. Будем обсуждать? — спросил он членов комитета.

— Все как будто ясно, — ответили те.

— Ну, если ясно, закончим на этом разговор.

Он дал нам по два листа бумаги. Мы написали заявления и коротенькие автобиографии.

— Зайдете к нам в комитет денька через три, — сказал, прощаясь с нами, К. В. Гей, — узнаете результаты. Думаю, они будут положительными.

В те насыщенные суровой борьбой дни в партию принимали без длительной проверки. Сама жизнь быстро проверяла и отсеивала недостойных.

В конце мая 1917 года в комитете нам вручили партийные карточки. С той поры мы уже с полным основанием могли считать себя членами партии большевиков.

Молодости свойственны горячность, нетерпеливость. После вступления в партию мне и Павлу Липатову, тогда еще совсем молодым, учеба в школе прапорщиков показалась ни к чему.

«Надо идти в массы, включаться в активную борьбу, вместо того чтобы зубрить математику, изучать оставшиеся еще с царских времен военные уставы, — рассуждали мы. — Кому нужно, чтобы мы стали прапорщиками? В конце концов настанет, наверное, время, когда офицерские звания вообще будут отменены».