— Хочешь сказать, что, несмотря на все эти бесконечные фотографии со старлетками в обнимку, у тебя был роман лишь с двумя из них?

В ее голосе слышалось столь откровенное недоверие, что Зейну пришлось пояснить:

— Моя первая женщина значительно старше этих старлеток. Я познакомился с Элизабет в деловых кругах примерно через год после того, как приехал в Лос-Анджелес. Отец выделил мне весьма скромное содержание, а она помогла мне правильно вложить деньги. Именно ей я во многом обязан своим собственным богатством.

— И долго вы были вместе?

Дольше, чем ему того хотелось.

— Почти три года.

— А вторая?

О второй Зейну было говорить намного сложнее, но где-то в глубине души он действительно хотел, чтобы Мэдисон все узнала, хотя правду о той истории знали всего несколько человек.

— Вторую звали Женевьев, и мы познакомились в Париже. Я приехал туда по делам, а она в отпуск.

— Тогда это был короткий роман?

— Нет, потом я поехал за ней в Африку.

— В Африку? — удивилась Мэдисон. — Ты там долго был? И что ты там делал?

— Сперва восемнадцать месяцев в Эфиопии, а потом, после трехмесячного перерыва, пятнадцать месяцев в Нигерии. Женевьев занимается благотворительностью, и я помогал ей распределять продовольствие и строить убежища.

— А кто-нибудь знал, кто ты на самом деле?

— Только Женевьев. — Зейн улыбнулся. — Всем остальным она представляла меня как Джо Смита.

— Просто не верится. Все считали, что ты увиваешься за голливудскими звездами, а ты в это время всего лишь в тысячи километров от Баджула занимался действительно важным делом.

— После разговоров с Женевьев я понял, что для того, чтобы стать хорошим правителем, я должен лучше узнать жизнь простых людей. — И он совсем не ожидал, что эта жизнь окажется настолько тяжелой. — До этого я никогда не сталкивался с такой бедностью и отчаянием. Болезни, голод, страдания — и все это из-за неправильного водораспределения.

— И именно тогда ты продумал свою водную политику.

К счастью, они уже подъезжали к дворцу, так что этот разговор скоро закончится сам собой.

— Я поклялся, что, став королем, не допущу подобной разрухи в моей стране, но я не думал, что стану королем так скоро. Когда я узнал о смерти отца, я как раз собирался вернуться в Баджул и рассказать ему о своих планах.

— Значит, он так ничего и не узнал?

— Да, не узнал. — Да даже если бы и узнал, то все равно лишь отмахнулся от его идей. — И я никогда не смогу расплатиться с Женевьев за то, что она открыла мне глаза. Те путешествия очень сильно меня изменили. Она меня изменила.

— Похоже, она очень много для тебя значит.

— Она нежная, страстная и преданная своему делу. В отличие от меня. — И слишком хорошая для человека с такой сомнительной репутацией, как он.

Мэдисон прикоснулась рукой к его руке:

— Но, как ты сам сказал, ты сильно изменился. Далеко не каждый отправился бы волонтером в Африку, особенно если мог отделаться обычным чеком на кругленькую сумму.

Приятно, что Мэдисон готова его похвалить, а еще приятней, что она готова его слушать и не торопится осуждать.

— Порой я жалею, что не смог добиться большего. Особенно с детьми.

— Как я тебя понимаю. Когда-то я вместе с родителями побывала в беднейших уголках планеты и еще тогда заметила, что детям приходится труднее всего. Даже в Америке.

— Тогда я встретил особенную девочку лет четырех. Она была сиротой, и пока искали ее родственников, она жила в нашем лагере и почему-то привязалась ко мне. Мы говорили на разных языках, но все равно находили способы общаться. Наверное, ей нравились мои угощения.

— Или она поняла, что тебе можно доверять.

— Ее звали Аджо, «радостная», и это имя подходило ей как нельзя лучше, хотя когда она только к нам попала, она была самым несчастным ребенком на свете. — Зейн никогда не забудет слезы в ее не по-детски печальных глазах и то, как она тянула к нему свои крохотные ручки. Порой она снилась ему по ночам, и Зейн еще долго не мог отделаться от мысли, что бросил ее.

— Ты знаешь, что с ней теперь?

Они подъехали к дворцу, и озадаченные охранники открыли перед ними ворота.