Шрифт:
Утром Соломон Исакович сказал медсестре, что он чувствует себя гораздо лучше и не хочет укола.
– Новости какие, – сказала сестра. – Да кто ж их хочет? Их никто не хочет, а приходится. Придет врач на обход, ему и говорите.
Врач пришел, но к кровати Соломона Исаковича, как обычно, не подошел. Соломон Исакович встал и последовал было за ним в коридор, но врач жестко велел ему вернуться в палату. И уколы продолжались.
Соломону Исаковичу все труднее было бороться с всеобволакивающим оцепенением. Он сильно исхудал, гладковыбритый свежий румянец на его щеках сменился морщинистой бледнотой, кое-как прикрытой клочковатой щетиной. Он почти перестал умываться, проводил весь день в постели, а по ночам стал часто просыпаться, в ужасе ощупывая под собой пеленку. Пока еще она была сухая, но Соломон Исакович чувствовал, что ждать теперь недолго.
Гришу-кататоника забрали из палаты, а на его место положили возбужденного молодого самоубийцу. Не считая забинтованных запястий, самоубийца был в отличной форме, он расхаживал по проходу между кроватями, махал руками, громко смеялся и рассказывал безответной палате:
– Во как я им выдал! Они мне – нельзя! Это, говорят, запрещается, а это не разрешается! Не плевать, не курить, по газону не ходить! Не высовываться, не облокачиваться, остановка поезда без надобности! Карается законом, за нарушение штраф! Вход запрещен, выход тоже! Ну, бра! Я им показал! Моя жизнь, хочу живу, хочу подохну. Хрена с меня возьмешь! Соседи, гады, спасли. А я и рад! Я теперь, может, травиться попробую. Тут, говорят, лекарства подходящие дают, правда, нет? Хрена ли, возможностей много. А может, повешусь. Как в стишке: не могу я ни стоять, ни сидеть и ни лежать, надо будет посмотреть, не смогу ли я висеть! Верно, папаша? А может, поживу теперь. Что захочу, то и сделаю, моя жизнь, свобода, бра! Что они со мной могут? Да я всеми ими подтереться хотел!
У Соломона Исаковича даже туман в голове прояснился от неукротимой жизнерадостности самоубийцы. Он встал и прибрал постель, сыграл с самоубийцей две партии в шашки, еще раз с удовольствием выслушал длинную историю его покушения на собственную жизнь и вместе с ним порадовался, что тот выжил и может теперь, если захочет, повторить все сначала. К вечеру он даже проголодался и съел весь ужин.
А утром его вызвали на беседу к женщине-врачу.
Соломон Исакович сразу заметил на ее лице выражение легкой брезгливости.
– Что это вы себя так безобразно запустили? – спросила врач.
Соломон Исакович знал, что она права, и промолчал.
– Так что же скажете? Как лечение, помогает?
– Доктор, – попросил Соломон Исакович, – пожалуйста, отмените уколы! Пожалуйста!
– Что так? Не помогает? Или вы думаете, что уже выздоровели?
– А разве я был…
– Да?
– Разве я… – но что-то в выражении врача заставило его изменить вопрос: – А как называется моя болезнь?
– Не все ли вам равно, как она называется? Главное, чтоб вам стало лучше. Вам ведь лучше?
Соломон Исакович вяло кивнул.
– Вот и отлично. – Соломон Исакович заметил, что сегодня она ничего не записывала. – Нам сегодня предстоит решить важный вопрос. Прежде всего я хочу, чтобы вы поняли, что я желаю вам добра. Вы мне верите?
Женщина говорила лживым врачебным голосом, но что-то подсказало Соломону Исаковичу, что это, может, и не совсем пустые слова.
– Да.
– Сегодня мы с вами решаем вашу дальнейшую судьбу. Вы решаете вашу дальнейшую судьбу. Слушайте меня внимательно и не торопитесь отвечать. Итак. Если мы с вами увидим, что вы все еще нездоровы, то будем продолжать лечение. Это ясно?
– Ясно, – прошептал Солмон Исакович с томительным ощущением тяжести под ложечкой.
– С другой стороны, если я напишу заключение, что вы уже вполне вылечились, то в больнице вам делать нечего. Это будет означать, что вы здоровы и целиком отвечаете за свои действия. Понятно?
– Разумеется, – тяжесть под ложечкой чуть отпустила, но не ушла.
– Разумеется! – усмехнулась женщина. – И что дальше?
– Вы… отпустите меня домой?
– Ишь какой шустрый! – Женщина подняла руку. – Домой! Чтобы вы затеяли еще какой-нибудь дикий проект?
– Нет, я теперь не затею.
– Да понятно, вы мне сейчас что угодно пообещаете. Но вы же разумный человек, скажите сами, разве может человек, попробовавший чего-то интересного, необычного, вернуться как ни в чем не бывало в обыденную жизнь?
Соломон Исакович с изумлением выслушал такое толкование своего поступка, но не подал виду. Он лишь повторил:
– Я смогу, я больше ничего не затею.
– И мы должны вам верить на слово? Гарантий-то никаких!
– Но вы же сами сказали, что я отвечаю за свои поступки.
Женщина нахмурилась:
– Я вас в прошлый раз предупреждала, не умничайте. Да, отвечаете, перед законом. В случае совершения криминального акта.
– Значит, меня посадят, – тихо сказал Соломон Исакович.
Женщина укоризненно покачала головой:
– Какие же вы все паникеры. И не стыдно вам, пожилому человеку? Посадят! Сажают за преступления. А ваш акт рассматривается не как криминальный. Тем более, вы были больны. Ваш акт был антисоциальный! И ничто не гарантирует нас от ваших дальнейших фантастических выходок.
