Шрифт:
— Можно потрогать? — спросил Полян у сосредоточенного Вилли.
— Сделайте одолжение, — ответил пиротехник и, не оборачиваясь, вручил Аванесу краешек своего организма.
— Негодяй, — сразу завизжал Попян, — ты что себе позволяешь?
Свистнула отравленная стрела и снесла Попяну значок «Ташкент — город хлебный» с борта пиджака. Это Юозас Гейдукис начал тренироваться стрелять на звук.
— Двое суток без духовной пищи, — шёпотом сказал Попян Вилли, — и штраф в пользу «Совета сорока миров».
— Слушаюсь, — рявкнул Вилли, не отрываясь от работы.
При выходе из зала Попян попал ногой во что-то тёплое и, поскользнувшись, упал туда же лицом.
— Откуда в спортзале стул северного оленя? — закричал он под хохот курсантов.
— А это не стул, — сказал стул и постепенно слепился в алеута Вацека Хари.
Вацек стал во фрунт и доложил:
— Космодесантник Хари постигает метаморфозы старых мастеров. Какие будут указания?
— Как настроение? — машинально спросил несколько ошалевший Попян.
— Всегда! — уклончиво ответил алеут и на глазах изумлённого Аванеса стал как две капли воды похож на гаулейтера Украины Коха!
Попян вышел из зала и посмотрел на часы. Было восемь. «Интересно, кто сейчас в комнате отдыха?» — подумал он и проследовал в заданном направлении.
В комнате отдыха сидели представители научной группы и Ози Биссеншпиллер. Он играл в «трыньку» с навигатором Монцем. Монцу не везло. Он сидел уже в одних корундовых плавках и нервно приговаривал:
— Ну-ка, маленькая, плохонькая — иди сюда.
На глазах Попяна он проиграл плавки, золотой зуб и практиканта Маховлича. В игру постепенно втянулся астроном Скабичевский и сразу проиграл волосяной покров.
— Маме варежки свяжу, — с нежностью поглаживая сбритые волосы астронома, сказал Ози.
Скабичевский плакал и предлагал отбиться. Но Ози сложил колоду и ушёл к себе, отдав по пути честь Попяну.
— Как настроение у учёных? — бодро спросил Аванес, стараясь не глядеть на голого Монца.
— Жизнь не удалась — мой волос в сортире, — патетически воскликнул Скабичевский и осторожно тукнулся головой об угол стола.
— Не отчаивайся, мудрый Скабичевский, — сказал Ихи Еврюжихи, — у нас, на кольцах Сатурна, я облучу тебя лучами Экономо, и ты станешь дремуч как коала.
Лысый астроном в порыве великодушия налил Ихи шнапсу и этим всё испорти. Полиглот сразу скукожился, глупо засмеялся и обозвал Скабичевского Котовским. Началась драка, сопровождаемая одобрительными криками Попяна. Он, как все южане, любил кулачные потехи. Через пять минут дралась вся комната отдыха и даже голый Монц. Не дрался только социолог Лёня Посыпай, потому что не умел. Он сразу притворился мёртвым и катался под ногами и дерущихся, подмигивая Попяну.
— Ну, хватит, — крикнул Аванес, когда увидел, что звездочёт Панибрат разбил экран видеофона.
Кто-то в ответ двинул Аванеса под вздох.
— Сэнсея Вдуича ко мне, — спокойно распорядился Попян в рацию и посмотрел на электронное табло. На нём был напечатан матюк времён культа личности. Дверь мягко уехала в сторону и в проёме появился Золтан Вдуич со связкой холщевых мешочков с галькой.
—Хаджиме! — крикнул он и бросился в гущу боя.
Всё было кончено через тридцать восемь секунд.
Научная группа лежала ровной шеренгой и смотрела в потолок удивлённым взглядом.
— До утра не поднимутся, — сказал Золтан Попяну.
— Спасибо, дружище, — ответил Аванес, — завтра будем у цели, надо отдохнуть.
Вдуич пошёл к себе, а Попян заглянул на пищеблок, расписался в журнале, поприсутствовал при закладка продуктов в котёл, спросил у шефа-повара «Как настроение?», получил за это масла и только тогда спокойно уснул.
Глава VII
Утром фотонолёт «Мисхор» начал торможение, и к полудню огромный чёрно-жёлтый диск Ядовитого Мну закрыл полнеба. Все участники акции возмездия собрались в кают-компании и прилипли к иллюминаторам. Стало так тихо, что было слышно, как печень Ихи Еврюжихи обезвреживает принятый накануне алкоголь.
Не выдержав нервного напряжения, астроном Панибрат вытянулся в струнку и чистым детским голосом запел: «За детство счастливое наше спасибо, родная страна». Обстановка разрядилась. Все заговорили, перебивая «друг друга, причём выделялся бас Скабичевского, который доказывал доктору Фишеру, что жёлтый цвет планеты обусловлен большим количеством дисперсного золота во взвешенном состоянии. Фишер несколько переполовинил оптимизм рыцаря науки, сказав, что это может быть не мелкодисперсное золото, а крупнодисперсный кал.