Шрифт:
Ш и л о. И еще раз прости!
Ш п о н ь к а. И в третий раз!
Ш и л о (берет Шпоньку под руку). А теперь, друг мой, пойдем поклонимся и приложимся к нашей бутылочке-толстобрюшечке! Пусть она закончит наши споры и зальет наши ссоры… (Наливает чарки.) Ну-ка, приложись, покажи еще раз, как ты это делаешь! Ха-ха-ха!
Ш п о н ь к а (смеется). Хе-хе-хе! Скажешь такое! Тогда это не я, — она действительно сама вымерзла… (Пьет.) Кхе! Уф! Словно на свет родился. (Отламывает себе кусок колбасы.)
Ш и л о (наливает). И я рад! (Пьет.) Ну-ка, дай и зубам работу! (Схватывает целый круг колбасы.) Меня уже было такая тоска взяла…
Ш п о н ь к а. И мне тоже так было грустно.
Ш и л о. Ну что же! Человек не на одной ноге ходит, а на двух. (Наливает.)
Ш п о н ь к а (принимает чарку). Эге-ге! Ты сейчас, голубчик, меня будто из гроба поднял! (Выпивает и целует Шило.)
Ш и л о (наливает). Что ж, пан Иван, бог троицу любит! (Пьет.)
Ш п о н ь к а (пьет). Да, да, голубчик! (Снова наливает.) А хата о четырех углах ставится.
Ш и л о. На четырех, точно. (Пьет.)
Ш п о н ь к а (опьянев). Спасибо, голубчик… (Целует его.) Ты такой добрый, а я… свинья.
Ш и л о. Пускай… Ну его! Знаешь что? Бери и Стрелку себе, пускай она у тебя…
Ш п о н ь к а. Ох, братец, как же ты без борзой останешься? Ох, свинья я, свинья…
Ш и л о. Да ты не убивайся…
Не надрывайся!
Ш п о н ь к а (всхлипывает). Сирота я, нет ни отца, ни матери! Один только ты и был у меня, да и тебя я обидел!
Ш и л о. Бог с тобой, будет!
Ш п о н ь к а. И зачем только бог зайцев создал?
Ш и л о. Не касайся бога! Бог все знает!
Явление пятнадцатое
Г о р п и н а (опасливо открывает дверь). Смотри! Целуются!
Ш и л о. Ах, Горпина! Входи, не бойся теперь!
Ш п о н ь к а. Кончилось уже, милочка, все кончилось…
Г о р п и н а. Слава тебе, господи! А я иду и сама не своя: такого страха нагнали, особенно с вором тем!
Ш и л о. Ну-ка, признавайся, кума, какого это ты черта на печи прятала?
Ш п о н ь к а. Да, да, курочка!
Г о р п и н а. Кого я прятала? Пропади он пропадом!..
Ш и л о. Так мы тебе и поверили! Почему же он на печи лежал?
Ш п о н ь к а. Да, да, в тепле, горлинка!
Г о р п и н а. Почему? (Сквозь слезы.) Что вы про меня выдумываете, господа? И вам не грех?
Ш и л о. Да мы шутим! Ведь это был старик какой-то бородатый.
Г о р п и н а. Старик, говорите? Не Степан ли? Он племянником заезжал недавно.
Ш и л о. Будет же он вас вспоминать: с головы до ног сметане, так и припустил; обморозится, пожалуй, пока добежит.
Г о р п и н а (смеется). Поделом вору и мука!
Ш п о н ь к а. А кошечке такой крошечной? У-у-у! (Подмигивает.)
Г о р п и н а. Не забывайте и вы про сметану…
Ш п о н ь к а. Хе-хе-хе! Пока до сметаны дойдет дело, давай выпьем на радостях.
Ш и л о. Выпей с нами, Горпиночка! (Наливает.)
Ш п о н ь к а. И мы возле такой куропаточки-перепелочки помолодеем! (Бодрится.)
Г о р п и н а (берет в руки чарку). Как я рада, что больше нет разлада! Ну, дай бог, чтобы минуло лихо, а меж вас все стало тихо. (Пригубливает.)
Ш п о н ь к а (наклоняет к ней чарку). Ну же, чтоб дно сухое в чарке показалось.
Г о р п и н а (морщится). Крепкая! (Снова отпивает глоток.)
Ш и л о (наклоняет чарку). На слезы оставляешь, что ли?
Г о р п и н а. Да я опьянею!.. (Пьет.) Уф, чтоб ей! Даже голова закружилась!
Ш и л о. Спой нам теперь, знаешь, что-нибудь такое, чтоб хата ходуном пошла.
Г о р п и н а. Грех, в будний-то день!