Шрифт:
— Какой еще Ежихи?
— Да ладно тебе уже с вопросами. Повернись, только тихо и не бойся, перекисью не больно…
Потом он почувствовал, как она к его лицу приложила какую–то марлю, пропитанную перекисью, и стала промокать ею лицо, покарябанное кустами и кулаком Слона.
— Слушай, я чего–то тебя не пойму, у тебя грим что ли, зачем так густо? Что, морда некрасивая и усики колются? Молчи, молчи, а то на язык попадет и отравишься еще. А мне еще перед тобой отслужиться надо за твое спасение и защиту. И не мычи, я не лахудра какая–то, я девушка серьезная и отслужу, раз сказала. Ты что хочешь, чтобы я для тебя сделала? Хочешь, полижу, а хочешь, пощекочу дырочку сзади. Не дергайся и не мычи. Прикольное это. Я, например, первый раз, когда мне сделали так, чуть не кончила. Нет, правда! И щекотно и сладко так, когда там вокруг горячим язычком…
— Все, не надо, хватит! — Взмолился Борька.
— Тише ты, тише! Голос у нее прорезался! Молчи, я сказала, а то нас вышибут с тобой на улицу! Ты местная? Ну и хорошо. Завтра с утра уйдешь, а сейчас.… Слушай, а давай я тебе фейс смажу одним средством таким. Я им тоже как–то намазала, когда мне всю морду разбили и ничего, зажило, как на собаке. Сначала попечет немного. — Говорила она отворачиваясь. — А потом сразу же станет легче. Вот увидишь. Да не бойся ты, я ведь к тебе с благодарностью, и потом, сама уже пробовала. Ну, где там твой фейс?
Потом она удивительно легко и нежно намазала какое–то пахучее приятно зелье. Сначала, как и говорила она, попекло, а потом сменилось на ощущения успокоения и затихания боли.
— Все, теперь сс… и спать! Завтра во всем разберемся. Ну, куда ты? Сказали же — на банку! Ну ладно, давай ты первая, я отвернусь, раз стесняешься. Ну, что ты, присаживайся и давай уже…
— Что, уже? Молодец, а как ты так стоя? Молодец! Я вот…
Так, теперь вот что, ноги свои оботри о тряпку и раздевайся, вместе уляжемся. Я тебя к стенке, а сама с краю. Ну, что ты ждешь, давай уже, а то я замерзаю.
Пришлось Борьке срочно стягивать с себя колготки, остатки юбки и… Рука не поднялась снять блузку. Почему–то ему не хотелось сейчас, чтобы она, его проводница разоблачила с переодеванием. Он шагнул за шторку и полез так, не снимая ничего больше, на холодную и продавленную постель уже плохо соображая от всего с ним происходящего и того, что приключилось с ним за сегодняшний вечер.
Последнее, что он успел отметить, что она горячая, теплая тяжело легла, привалилась, прижалась к нему со стороны спины, обхватив за бедро, и прошептала, целуя в шею.
— Спасибо тебе! Я бы точно влипла в плохую историю без тебя,…Спим, я завтра без тебя никуда не пойду.…С утра юбку твою приведу в порядок …
Потом замолчала и еще что–то промямлила засыпая. И Борька, удивляясь себе, вдруг провалился за ней следом, улетая в какое–то спокойное и счастливое пространство рядом с теплым телом незнакомой и такой приятной женщины…
Рождение второй стороны
— Не вставай! Лежи, я сейчас! — Сказала она и тихонечко выскользнула из–под одеяла.
Он видел ее тело в сорочке и как она, поправляя на ходу завернувшийся край ночной рубашки, вышла.
За маленьким, низким окошечком серело. А тело и особенно лицо все еще ныло и как–то тревожно болело. Но при всем том, общее состояние, и он это тут же отметил, улучшилось и значительно. По крайней мере, он это почувствовал, немного сморщив лицо, которое уже так, как вчера, не болело.
Он отвернулся и от осознания своего нынешнего состояния принялся прислушиваться. Сначала он услышал приглушенные голоса. Но то говорила она и так тихо, что он как ни прислушивался, а все никак не мог расслышать, о чем она говорила. Потом он слышал какие–то звуки, как будто бы кто–то передвигал стулья, что–то перетаскивал, открывал створки каких–то неведомых ему шкафов, а потом…
Потом он даже сжался, когда услышал за тоненькой занавеской.
— Я тихонечко, можно.…Чей–то голос тонкий и женский.
— Нет! — А это ее. Сразу же отличил он по интонации и тембру.
Потом другой голос.
— Дай хоть краешком глаза.…А она красивая?
— Нет! Я сказала, нет! Тише вы, дуры, разбудите мне девочку.
И почему–то засмеялась очень тихо, прыская, и за занавеской, которая угрожающе обозначила чью–то фигуру, тоже тихонечко прыснули сразу в два голоса.
— Ну, все, пока! Идите уже.… Ну, бабы, что с них возьмешь, любопытные какие…
Наконец–то он услышал с облегчением, что кто–то вышел и подумал, что так ему будет легче все с ней, и объясняться, и как–то перед ней оправдываться.
Занавеска сдвинулась и из–за нее вышла его ночная спасенная. Почему–то он так ее окрестил. Довольно симпатичная девчонка и в теле. Она шагнула и, развернувшись к нему спиной, присела, скинув халатик, а затем полезла к нему под одеяло.
— Ну как ты, отошла, моя девочка?
При этом он уловил в ее голосе какие–то насмешливые нотки и, набрав воздуха, тихонечко ей.