Челядь и старые соратники его отца расступились в стороны, чтобы он мог увидеть старика. Он стоял в дверях длинного дома, высокий мужчина с массивной белой бородой, разделявшей его лицо на две половинки. Возраст лишил его всех мускул. Он был сухощавым, морщинистая кожа загрубела на ветру. Старик казался несгибаемым, словно годы лишь делали его все более и более суровым.

— Подойди ближе, воин! — приказал он.

Хорошо ли, что отец еще не узнал его? Володи пошел ему навстречу, Кветцалли не отставала. Чувствует ли она его напряжение? Он никогда не рассказывал ей об отце. О том, как всегда разочаровывал его.

— Володи, — казалось, он нисколько не удивлен. Голос звучал странно.

— Отец, — коротко ответил он. — Ты хорошо сохранился.

Щеки Ильи дрогнули. Это и раньше было дурным знаком. Вот опять он рассердил отца, и, как обычно, он понятия не имел, чем.

— Значит, на чужбине тебе жилось хорошо, — Илья смерил доспех презрительным взглядом. — Что это за зверь с кошачьими глазами?

— Лев.

— Это как понимать? Забыл откуда родом? Носить кошку в качестве знака… — Он сплюнул ему под ноги. — Кем ты являешься? Воином, которого можно погладить, раз сравниваешь себя с кошкой.

«Ничего не изменилось», — с горечью подумал Володи.

— Лев — это символ Арама. У девантара этой империи львиная голова. Львы — гордые и сильные хищники.

— Ты стал сыном Арама? Ты поэтому так долго не показывался? Забыл, что мы служим старому медведю? Ему не понравится, коль ты будешь бегать по его лесам в таком доспехе. Нужно было оставить его там, откуда пришел, — он бросил презрительный взгляд на Кветцалли. — А эта шлюха что здесь делает? Взял в постель рабыню ишкуцайя? Я не удивлен. Настоящие женщины смеются над мужчинами, которые ценят кошек.

— Злой старик! — взволнованно произнесла Кветцалли, так яростно засверкав глазами, словно готова была вырвать сердце у него из груди. А потом плюнула ему под ноги.

Отец на миг лишился дара речи. Володи поймал его руку на лету и поразился, насколько легко оказалось отвести сжатую в кулак руку отца.

— Кветцалли была жрицей высокого ранга среди своего народа. В Цапоте она принцесса. Ты будешь вести себя с ней, как полагается, всего на одну ночь. Потом мы уйдем.

— Что, опять хвост поджимаешь? — прорычал отец. — Ты всегда так поступал.

— Я же вижу, как сильно радует тебя то, что я приехал погостить. Я все понял. Ты хранишь свое кресло для Бозидара. Не буду мешать вам обоим. Пусть правит дюжиной коров и стариков.

— Ты ничего не знаешь о своем брате?

— А что я должен о нем знать? Что он твой любимчик? Я понял, что за все годы ничего не изменилось.

Илья отошел в сторону и поманил его за собой в чертог.

— Поздоровайся с братом.

На миг Володи задумался, не отказать ли отцу. Пусть Бозидар сам к нему выйдет! И вообще, почему брат не показывается? И только потому, что он редко ссорился с Бозидаром, воин сдался и вошел в дом. Брат всегда страдал из-за того, что отец относится к ним настолько по-разному.

В большом зале без света ничего не изменилось. Глинобитный пол, в центре — длинная жаровня, высокий потолок, почерневший от копоти. В воздухе витал крепкий запах свежескошенного сена, которое, должно быть, положили в лежанки. Там, где скат крыши встречался с глиняным полом, с помощью балок и шерстяных одеял были отделены маленькие ниши, где спала отцовская свита. В конце зала, там, где на невысоком помосте стоял высокий резной стул со спинкой, принадлежавший Илье, находились спальные ниши семьи.

— Чувствую запах смерти здесь, — очень тихо произнесла Кветцалли.

Володи ничего необычного не ощущал. Наряду с запахом сена воняло дымом, остывшим жиром и пролитым медовым вином. Как обычно. В зале было темно. Единственный луч света падал через широкую двустворчатую дверь и дымоход под козырьком крыши. Все как всегда.

Илья со стоном остановился рядом с одной из ниш и отодвинул в сторону занавеску. В сене за занавеской лежал старик. Глаза его закатились, были видны только белки. Из уголка рта по длинной светло-русой щетине текла слюна. Казалось, он состоит только из морщинистой кожи и костей.

Володи никогда прежде не видел этого мужчину.

— Кто это?

— Бозидар, — срывающимся голосом произнес Илья. — Это Бозидар.

Володи никогда не понимал мрачных шуточек отца. Но эта была самой пошлой, которую когда-либо позволял себе отец.

— Довольно! Я ухожу!

Кветцалли провела рукой по голове старика в нише.

— Коснуться темнота, — огорченно произнесла она. — Не уходить Воль Оди.

Он уже ничего не понимал в происходящем.

— Что значит «коснуться темнота»? — явно взволнованно переспросил отец.