плохих новостей. — Правая рука онемела, — сказала я.

На лбу выступили морщины, пока он держал мою руку в своих. — Ты не чувствуешь?

Я покачала головой.

— С каких пор? — спросил он.

— С утра.

Он потёр двумя руками обе стороны моей руки. — Ничего?

— Нет. Когда я вывела опухоли этим утром, я потеряла все её ощущения. Не уверена, что к

чему.

— Становится все хуже, — констатировал он. — Вот что происходит.

Я кивнула, и взглянула на других студентов, неподалёку сидящих на траве. Они болтали и

смеялись, словно в мире не было забот. Я почувствовала укол сожаления, пока наблюдала за ними, скучая по тому, чего у меня никогда не было в старом доме.

— Я до сих пор не могу найти хоть что-нибудь на твоего отца. Ты ничего не получишь, вбив

его имя в поисковую систему. Я обзвонил все бизнес-фирмы, которые только смог найти в

Калифорнии, и его нигде не знают. Не могу связать его с любой издательской компанией, которая

находится там. — Он сделал паузу, переместившись на траве. Похоже, он на что-то настраивал

себя. — Мы могли бы попробовать поговорить с твоей бабушкой, — он предложил слишком

беспечно, — Возможно, она сможет нам больше рассказать.

Я тот час начала трясти головой. Я ощутила, как мой желудок скрутился при этой мысли.

— Нам нужно сходить проведать её, — твёрдо сказал он, уже не являясь более деликатным.

— Нет, Лукас.

— Даже если она ничего не знает о твоем отце, может быть, она сможет помочь тебе.

От ужаса у меня выкатились глаза. — Нет!

— Рэй, пожалуйста...

— Ты понятия не имеешь о чём говоришь. Она не может мне помочь. Ее сила совсем не такая

же достаточно сильная. Даже если бы она и могла, она бы передала её кому-то другому. На это я

никак не соглашусь. Не представляю, как ты мог даже предложить пойти к ней.

Он склонился ко мне. Его глаза пронзили меня своей интенсивностью. — Потому что я в

отчаянии. Я делаю что-то, чтобы помочь тебе, — выплюнул он. Затем притих. — Подожди

минутку. Ты можешь отдать это ей. Идеально. Она кровный родственник. Может быть, поэтому

оно не сработало с Алеком. Он кровь Пенелопы, не твоя. Может быть, поэтому, как только оно

оказалось внутри тебя, ты не смогла передать ему. Бьюсь об заклад, ты можешь передать её своей

бабушке. — Я отстранилась от него, снова качая головой. Я вижу логику в том, что он говорит, хотя, нет способа удостовериться, что это сработает. Но это неважно. Я не могу сознательно

навредить кому-то, даже ей. Я постепенно пришла к пониманию, какое это облегчение, что я не

передала это заболевание Алеку, не зависимо от того, как сильно ненавижу его. Никогда не скажу

это Лукасу, но я благодарна тому, что исцеление имело неприятные последствия. Я думала об

эгоизме моей бабушки и о ужасе, что она нанесла семье Лукаса. Я помню, как мама похоронила

свою боль и потеряла себя в зависимости. Сейчас я думаю, что смогу понять ненависть к самой

себе, которую она чувствовала после того, что случилось с мальчиком, у которого был лейкоз, и

потом ещё раз с сыном Кельвина. Мне не нужны еще примеры того, как злоупотребление своей

целебной силой изменит меня и превратит в кого-то, в кого я бы никогда не хотела стать.

Лукас потянулся и сжал мои руки. Могу сказать, что он готовит на это монументальный

аргумент. Мне нужно заставить его понять.

Я убрала его руки от себя и крепко взялась за них. — Я не буду использовать свою силу, чтобы

причинить вред другим, не даже моей бабушке, не даже для своего спасения, особенно не по этой

причине.

Когда он открыл рот, чтобы возразить, я потянулась к его затылку обеими руками и уткнулась

прямо ему в лицо. Он должен точно знать, насколько я серьезна.

Его безумные глаза остановились и затем сфокусировались на мне.

— Слушай меня, — начала я. — Если я пересеку это линию, я тот час же могу позволить

болезни разрушить меня, потому что перестану существовать. На моем месте был бы монстр,

который ничем не лучше моей бабушки.

Я смотрела в его синие омуты, пытаясь молча сообщить о своей неизменной позиции,

внимательно наблюдая, как его отчаяние и нежелание изменилось в понимание, а затем постепенно

в боль.