А эти педагоги, чтоб их всех! Вот папа моего школьного дружка Сявы пеника нашего за меньшее гораздо на полугодовой больничный оформил. Сяве показалось забавным помяукать в хоре, так учитель пения его из класса выгнал, и всего лишь забыл, что дверь внутрь открывалась.

Иду в грустных размышлениях, а меня незнакомый дед окликнул по-русски. Откуда взялся? А! Это ж дед казачат, и как я забыл, что не все мои курсанты сироты?

– Да, отче.
– Изображаю на лице умную такую серьёзность.

– На!

– У ё..., ну, падла!
– как, наверное, тогда сказал наш пеник...

– Тьфу, сопля, а внучки про тебя такого порассказали! И такой ты и сякой. А на самом деле - говно.

– Я ж тебе говорил, Паша, - басит кто-то.

– Да помню я, Коля. Надо же было посмотреть. Вставай, падаль. Поздоровайся.

– Чтоб ты сдох, тварь!
– встаю, здороваюсь, как и просили.

– На в довесок.

– С-с-сука!!!
– а что ещё скажешь?

– Хм, норов у мальца есть. А ну-ка ещё...

– Уй, уроды, загрызу!
– даю комментарий к их поведению.

– Кажись, подходящий, Коля.

– Да, Павлик, пойдёт.

– Сынку, ты не бесися. Мы на тебя смотрели. Внучок Петя про тебя сказал. Правильно сказал, будет с тебя толк.

– Больше бить не будете?
– интересуюсь на ближайшую перспективу, мысленно переводя дух. Если б меня как пеника, убили бы нахрен. Я-то в отличии от того бедолаги полностью заслужил.

– Будем.
– Горестно обнадёживает дед на будущее.
– Ещё сильнее будем бить. Ну как ещё из английского говна сделать казака? Сам посуди?! Нам бы и мараться лень, но за тебя внучата просили. Петруша тебя своим спасителем почитает. Ну, и мы к тебе, как к родному.

– Благодарствую, отче, - пытаюсь балагурить.

– Во, а ты говорил, что они вежества не знают!

– Не говорил, Паша, а так тока...

– Ин вьюнош избит, а вежлив. То дорогого стоит.
– Дед Паша наставительно, уже воспитывает, блин. Ещё одна старая сволочь на мою голову!

– Ну, красавчик он. Добрый будет казак, или дохлый.
– Вторая старая сволочь на нашу больную башку!

– Убью, с-с-суки!
– прыжком подрываюсь с палубы.

Дед Паша как-то махнул рукой, и просто выключили свет. Свет включили неприятно. Ладошами по лицу. Ладошки у них грубые и мозолистые. Как подошвами ботинок натёрли.

– О, сынку, живой! А я уж подумал, что уходил тебя!

– Чего ему сделается, Паша? Казаки с одной плюхи не дохнут.

– Прав ты, свояк, добрый будет казак. Я его сразу в пластуны буду учить, - чем-то непонятным очень доволен добрый дедушка.

– А в кого ж ещё, коли оно только и ползает?
– другой дедушка ироничен, - брось, Пашка!

– Надо, Коля. И парнишка подходящий.
– Не принял хохмы его товарищ.

– Ну, тебе видней, атаман, - как-то привычно сразу согласился другой.

Так и познакомились, дальнейшие представления были излишни. Отцы хотели сразу перейти к делу, типа пока одно баловство было, но я совершенно честно-серьёзно отмазался неотложными судоводительскими делами на любимом мостике под руководством душевнейшего сэра Сэнди. Типа нафиг-нафиг, вахта на мостике важнее всего.

Но сколь не оттягивай конец, локоток не укусишь. Сколько раз, читая книжки про фашистов, зарекался - пленных не брать! Потом уже в процессе между воем и побоями разговорил отцов, пытался отвлечь, ага. Нехотя и помалу деды раскрылись. Дядя Паша и вправду был атаманом, пока всё сыну не передал. Ватага процветала, но как-то раз защемило их меж польскими гусарами и стрельцами. Вырвались не все, далеко не все. Бойцов осталось мало. Что делать? В чужую ватагу податься? Чужих в бою на убой выставят и будут правы. Нежданно виноторговец подвернулся. Заплатил за охрану и наобещал с три короба. До Италии нормально добрались. А после люди стали болеть. Кровь шла без остановки. На том острове всех высадили, типа, к доктору. Врача так и не дождались. Родных похоронили и зажили два деда с семью внуками, как Боже смилостивится.

А тут мы такие. Блин, надо же им было именно на тот остров попасть! Огребаемся с внучками за компанию и на милость Его уповаем. Очень нам с Плюшем полезно было узнать, насколько героические наши предки, и как нам всем до них далеко. Хотелось бы ещё дальше, бывает - хоть в Командорской каюте под диван от них прячься!

А с другой стороны возвращаемся к ним сами, ещё и благодарим за науку. Злые мы, жадные, Руда попросил поделиться, так мы медика к его любимым микробам послали, им делиться привычнее. Или вон у нас офицеры английские и морские пехотинцы, пускай склоняет к сотрудничеству. Хотя с ним ругаться не резон, он с Чернышом те ещё мастера. Возможно, договоримся, потом как-нибудь. Когда отдыхать научимся, хех!

А фашисты даже ещё не знают, в каком они историческом пролёте. Не вывезли войну, обделались, так теперь им и вовсе родиться не судьба - опоздали малость, на два века всего. Но даже если угораздит их как-нибудь уродиться, комплекс неполноценности "сверхлюдям" надёжно гарантирован Командором и Чернышом.

Это, конечно, касалось, прежде всего, их личных качеств, а они уже в свою очередь обусловили уровень нашего общего руководства. Главное его отличие от любого другого было в том, что оно у нас вообще было. Боссы, не напрягая совести и мозга, просто всё делали из принципа. Или принципов.