Шрифт:
Ротмистр, украдкой усмехнувшись, пожал плечами.
Допрос продолжался. Но от находившегося в беспамятстве Павла так ничего добиться и не смогли. Его снова унесли в камеру и снова в редкие минуты возвращения к нему сознания видел он кусочек решетчатого окна и мучительно старался припомнить, что с ним было...
Ротмистр уехал к себе в охранное. Там дожидался его засекреченный сотрудник. Он встретил Максимова самодовольной улыбкой.
— Как по нотам разыграно? — фамильярно прищурился он. — Молодой человек шел на поводу... Вот что значит — дать плоду созреть! И вкусно, и никакой оскомины, и само падает с дерева!..
— Само ли? — рассмеялся ротмистр.
— Ну, конечно, слегка пришлось потрясти ствол... Молчит? — сразу согнав улыбку с лица, осведомился он.
— Поневоле будет молчать: его так обработали, что он еле жив.
— Досадно... — огорчился сотрудник. Но тут же лукаво усмехнулся: — Впрочем, вряд ли его показания дали бы по этому делу что-нибудь интересное.
Ротмистр молчал. Собеседник его проследил за ним холодным взглядом. Неожиданно взгляд этот стал острым, и недобрая усмешка раздвинула его губы.
— Еще одно... Мне кажется, что напрасно ваши люди помешали ему выстрелить. Ну, хоть бы один какой-нибудь выстрел!.. Тогда бы эффект получился сильнее!..
Ротмистр продолжал молчать.
— Да-а... — наконец, заговорил он. — Ну, оставим пока это дело. Вы знаете, у нас до сих пор нет никаких нитей к комитетам, к типографии. А они продолжают существовать и действовать... За последние три дня в обращении появились две свежие прокламации местного происхождения. Затем никто из комитетчиков нами не освещен и не задержан. Мы потеряли всякие следы их лидера, этого Старика, который ненадолго вылезал на свет божий, а потом опять нырнул в подполье...
Засекреченный сотрудник нервно закурил. Он почувствовал скрытый упрек в словах ротмистра. И, желая уязвить ротмистра, он между двумя затяжками медленно вставил:
— У вас там набрано... Много народу. Надо добыть осведомителя...
Вспомнив семинариста и тщетные попытки склонить его на провокацию, Максимов сердито вспыхнул:
— Прошу без ненужных советов!..
— Ради бога! — прижал руку к сердцу сотрудник, слегка приподымаясь. — Ради бога! Я вовсе не с советами, Сергей Евгеньевич!.. Ради бога!..
Максимов перекинул нога на ногу, отчего шпоры на его каблуках приятно зазвенели.
— Предлагаю вам, — деловито и сухо произнес он, — напрячь все силы и способности и понудить ваших помощников заняться лучшим освещением революционных комитетов!
Засекреченный сотрудник выпрямился и, пряча раздражение, с видимой и подчеркнутой готовностью подтвердил:
— Все будет сделано!.. Все, непременно! Нащупаем! Найдем!..
Перед уходом сотрудник сдержанно и осторожно напомнил:
— Простите, Сергей Евгеньевич, не сочтите за вмешательство... Там среди арестованных имеются Лебедев и Антонов. Уверен, что они комитетчики. Надо бы прикрепить к ним человека.
— Что ж, — подумав, согласился Максимов, — можно!..
Аресты и обыски в городе усилились. Так всегда бывало после террористических актов. Удавалось ли террористам совершить свое дело, или, как теперь, все кончалось неудачей, — но для жандармов и полиции открывалось широкое поле деятельности. Словно получив хороший и долгожданный повод, жандармы набрасывались на каждого мало-мальски неблагонадежного человека, стряпали новые «дела о государственных преступниках», наполняли тюрьмы десятками и сотнями новых арестантов.
И выходило так, что страдали от чьего-либо выстрела целые организации, страдала партия, резко высказывавшаяся и неуклонно боровшаяся против таких террористических актов.
Было это так и теперь.
Остатки организации были плотно обложены тесным кольцом филеров. Шпики шли по следу, и можно было со дня на день ждать провала тех, кто еще оставался на свободе.
Было еще и другое.
Назавтра же после неудачного покушения Павла эсеры выпустили листовку, напечатанную на гектографе. Листовка заявляла, что «партия социалистов-революционеров жестоко расправится с врагами народа», что пусть «сатрапы и насильники не мечтают, что они уйдут от руки мстителя», что «боевая организация ответит кровью на кровь»...
Листовки попали к рабочим, и кое-кто говорил:
— Вот, вот! шарахнули бы парочку этих сволочей генералов!..
И кое-кто успокаивался: что же, мол, за нас, значит, кто-то работает, кто-то там отомстит...
На одной массовке часть рабочих растерянно выслушала массовика, который разъяснял вред от индивидуального террора, и старик токарь покрутил недоверчиво головой:
— Это как же так?! Люди на смерть идут, жизнь свою, как говорится, не щадят, а выходит — вред?! Непонятно!