Шрифт:
— Ой, Роберт, — насмешливо поглядела на него Тереза, — что-то такое я уже читала. И не единожды… И про гостиницу. И про дождь. И про океан. И про край всего…
— Ты уже все читала — и не единожды, — так же насмешливо ответил ей актер — интонации собеседника он ловил превосходно, — сама говорила. И любишь повторять, что только не филолог может думать, что написал что-то новое… А ты-то как раз филолог… И знаешь, что все написано до нас, давным-давно… И разве вариант героической гибели главного героя в битве не был описан много раз? Или я ошибаюсь?
— Нет, ты не ошибаешься…, - задумчиво проговорила Тереза, — не ошибаешься… Значит, ты просишь ему какое-нибудь пристанище — что-то типа трактира «Адмирал Бенбоу» — помнишь Стивенсона — рокот океана, достаточно пустынные дюны вокруг. Легкую печаль, следы былого величия на лице… Следы былой роскоши на стенах…
— И золотую драконицу рядом, — мягко напомнил Роберт.
— Ага… Чтобы в один из дней, когда под непрекращающимся зимним дождем тоска о былом величии сведет с ума, когда он сможет лишь поражаться, за что судьба оставила его в живых — тихонько откроется дверь — и войдет Элеонора…
— Точно, — обрадовался Роберт, — только скажи мне, с чего ты взяла, что он, познавший все, будет скорбеть о былом величии? Будет оставлять следы роскоши на стенах? Может быть, отсутствие всего этого будет его лишь радовать… И это будет его награда?
— Мне надо подумать, — сказала Тереза и прервала связь, даже не попрощавшись.
Но углубиться в работу не получилось.
— А вот почему ты проблемы обсуждаешь не со мной, а со своим английским другом? — раздался у нее за спиной брюзжащий голос Владимира.
Тереза обернулась:
— Привет! Я и не слышала, как ты вернулся.
— Вернулся, — подтвердил муж и, как-то печально подволакивая ноги и излишне гордо неся голову, прошествовал в кабинет.
— Зубов! — ахнула Тереза. — Да ты пьяный!
— Я — пьяный! А ты наши семейные дела обсуждаешь с Робертом… У каждого свои недостатки.
— Вот уж никогда не думала, что драконы — это наши семейные дела, — рассмеялась жена и ласково погладила по щеке грозно склонившегося над ней Владимира.
— Драконы — наши дела. Это я — прообраз Ральфа. Это со мной надо советоваться… И мне надо жаловаться на хандру. И на меня надо ворчать! А то ты мне только улыбаешься — все хорошо, говоришь… Обидно.
— Обидно? — удивилась Тереза.
— Конечно! — безапелляционно констатировал Зубов.
— Не надо… Я просто настолько счастлива с тобой, что еще и жаловаться… Я думаю, это попросту покажется тебе неблагодарностью… — Она погладила его по щеке и хотела поцеловать, но принюхалась и не романтически сказала. — Фу!
— Что — фу? — Зубов распахнул глаза.
— Слушай, а не устроить ли тебе какой-нибудь грандиозный скандал? Явился ночью. Поздно. Пьяный. С претензиями. Да и еще и пил какую-то гадость! К тому же возникает вопрос — с кем?
— Да. Я пил! И что?! — Зубов отошел от нее и отправился к дивану, так старательно изображая глупость на лице и пошатываясь, что у Терезы не было сомнений — переигрывает.
— Да, я шут, я циркач. Так что же! — пробормотала она. — Ты с кем хоть выпивал? И по какому поводу?
— Ты не поверишь. С твоим дядюшкой! Павлом!
— Как вас угораздило?
— Он мне на жизнь жалился!
— А у него-то с жизнью что плохого? Сколько у него сыну? Месяца три, кажется?
— Сколько у них сыну — не помню. А жаловался он на свою супругу, Юлию.
— И чего вам, мужчинам надо? Замуж твоя партнерша по спектаклям за него пошла? Пошла. Сына ему родила? Родила! Чего он страдает?
— Она на работу хочет.
— Ну, это вообще безобразие!
— Ты смеешься?
— Конечно. А то он не знал, в кого влюбился. Юля — актриса. Если она почувствует себя ненужной, нереализовавшейся… Вот тут-то ему и можно будет посочувствовать…
— Да он и сам это понимает. Просто сын совсем маленький. А Павел по всей стране мотается. А Юле роль предложили…
— Ясно. И что он хочет? Чтобы ты с Юлей поговорил?
— Нет, что ты! И Павел не сумасшедший. И я не такой дурак, чтобы у актрисы на пути к роли стоять. Он мне проект предложил.
— Какой?
— Он хочет музыкальный спектакль делать по твоим драконам. Вот мне и предложил Ральфа сыграть.