— Угу, — буркнул он, — я в пути. Еду в Москву.

— Прости, что побеспокоила. Какие-то странные мысли… Я так и не смогла заснуть.

— А я вот, похоже, почти заснул за рулем под свои мрачные мысли…

— Вот этого не надо! — тревожно откликнулась Тереза.

— Сам не хочу, — отозвался Зубов, постепенно приходя в себя. Мрак в душе никуда не делся… Лишь спрятался поглубже, но жить дальше с этим было можно.

— Как ты?

— Меня бросила любимая женщина. Еще летом. Я не могу ее забыть.

— Ну, сейчас, положим, ты сам уехал, — И он понял, что Тереза раздраженно поморщилась.

— А вообще-то все хорошо… — Зубов пошарил в бардачке, изыскал там сигареты, закурил. — Меня бросила любимая женщина, — повторил он уже дурашливым тоном. — И я один теперь, неприкаянный. На этой проклятой дороге…

— Нельзя так говорить, когда ты в пути, — резко оборвала его Тереза.

— А как нужно?

Он услышал, как загудел чайник, как она чем-то зашуршала.

— Нужно любить дорогу, — ответила она. — Все те километры, которые расстилаются перед тобой, должны быть в радость…

— Интересная философия. И откуда ты ее взяла?

— Из жизни, Володя. Я ведь машину покупала не для того, чтобы только по городу ездить…

— Да, я помню. Ты считаешь, что по городу на метро удобнее.

— По центру большого города — безусловно, — она улыбнулась, вспоминая их зимний разговор, один из первых.

— Тогда для чего ты завела машину? На дачу ездить?

— И это тоже… Ты не против, если я буду жевать и чай пить?

— Нет, — улыбнулся он. — Я и сам не против чего-нибудь пожевать и даже выпить. Но кругом — чернота да другие машины, больше ничего…

— У тебя под задним сидением спрятался термос с кофе и пакет с бутербродами, — вкусно что-то поедая, заявила Тереза.

— И почему я не удивлен, — Владимир съехал на обочину, нашел термос и свертки. — Спасибо.

— Пустяки… Я чувствовала, что тебя понесет на ночь глядя кататься. Но даже не могла предположить, что это будет дорога на Москву… А как же съемки Сталинграда на натуре?

— А мы все отсняли. Вчера была финальная сцена… Я забыл тебя предупредить? Прости… Съемки в Питере окончены. Зиму мы будем снимать по первому снегу под Волгоградом, а павильонные съемки сделаем в Москве.

— Понятно, — с каким-то сожалением протянула Тереза.

— И все же, — Владимир раскурил еще одну сигарету, приоткрыл окно и отодвинул кресло назад, чтобы вытянуть ноги, — зачем ты купила машину?

— Чтобы почувствовать себя свободной, — выдохнула она и замерла, словно ожидая, что он будет над ней насмешничать.

— Свободной?! — он не издевался, а удивлялся. — Ты?

— Можно себя ощутить свободным, если встать чуть свет. Когда уже не так темно, но все еще спят. Выскочить из города на трассу, почувствовать себя вольным ветром…

— Ветром… — повторил он. — А если пробки?

— Это превратности пути. Они лишь часть его.

— Ты очень интересный человек. Тебя трудно понять.

Надо было ехать. Владимир доел, вернул сидение в прежнее положение и выехал с обочины. После еды и горячего кофе ему стало хорошо и легко. Километр исчезал за километром, дорога стелилась ровно, спокойно.

— Ты еще здесь? — тревожно спросил он.

— Нет, я задумалась просто.

— Слушай, может быть, тебе спать отправиться? — вспомнил он о хороших манерах. И о том, что было уже почти пять часов утра.

— Глупости, все равно не засну. Вот доедешь до Москвы — я лягу. И буду спать целый день. Кстати говоря, где ты находишься?

— Вышний Волочок. Каналы, узкие улочки, мигающие желтые светофоры…

— Половина пути. Это же с какой скоростью ты носишься?

— Обычно не с такой… Это я так, задумался…

— О том, какой ты неприкаянный на ночной дороге? — рассмеялась она.

— А ты о чем? Хотя постой, я знаю… — О продолжении своей гадкой книжки! — довольно съехидничал он.

— И вовсе она не гадкая! — возмутилась писатель-фантаст. — Любой нормальный человек был бы польщен, что его изобразили в образе главного героя. Главного положительного героя.

— Фу! — постарался вложить в голос все свое возмущение актер.

— Тебе лишь бы автора обидеть. А ведь я, автор, существо нежное… — назидательно произнесла Тереза и серьезно спросила: — Тебе что, правда, книга не понравилась?

— Понравилась, — ответил Владимир. — Наверное, я потому и взбесился, что понравилась. Просто видеть себя самого, со всей своей любовью, надеждой, эгоизмом, расчлененного на буковки… Это как-то слишком.

— Кажется, я тебя понимаю, — серьезно ответила Тереза, — прости. Я не хотела…