Измученная и всё-таки слишком встревоженная, чтобы думать о сне, я, спотыкаясь, поднялась наверх в мою комнату на чердаке и села, застонав, за письменный стол. Мои пальцы тряслись, когда я приставила ручку к бумаге - позднее последствие вчерашней тренировки.

– Привет, Сэнсэй, - начала я и подумала. Может, это было слишком невоспитанно? Но стиль письма Колина я всё равно никогда не достигну. И для языковых выкрутасов не осталось времени.

– Я хочу заранее заметить, что я не умею хорошо писать письма. Мои подруги никогда по-настоящему не читали их и тем более не отвечали на них. И единственное любовное письмо, которое я когда-либо писала, окончательно обратило моего любимого в бегство.

Гриша, вспомнила я. Двенадцать страниц сентиментальности. Что он, должно быть, обо мне думал? Мы никогда не разговаривали друг с другом. А потом он получил письмо из двенадцати страниц от девушки, которую, скорее всего, даже не замечал.

– Мы нашли квартиру Францёза - его вторую квартиру. Довольно мерзкая. Джианна чуть не свихнулась. Я, честно говоря, тоже. Но мы теперь знаем, из какого он времени.
– Я пожевала мою ручку. Францёз был точно на сорок восемь лет старше Колина. А по словам Колина, у него при пятидесятилетней разнице в возрасте не было почти никакого шанса против Францёза. Но два года... На два года меньше силы для Францёза. Может быть, это превосходство и было как раз той унцией, которая, в конечном итоге, решит весь вопрос.

И если я напишу, что Францёз на сорок пять лет старше, это уже звучало гораздо лучше. Ладно, я скрывала три года. Если что-то пойдёт не так, мне придётся жить с мыслью, что я сознательно послала Колина на смерть. Разве только Францёз сразу убьёт и всех нас. Тогда это всё равно будет не важно. И всё же. Сорок восемь лет были не пятьдесят.

И если я сделаю из них сорок пять, то Колину будет легче принять схватку.

– Францёз на сорок пять лет старше тебя. И он, наверное, не всегда жил как перевёртыш. Я сильно надеюсь, что ты не испугаешься его возраста. Колин, я видела, как ты сражался с Тессой. Я знаю, какие силы дремлют в тебе.

Атака счастья на Пауля запланирована на следующую пятницу, 23 апреля. Джианна организовала билеты на концерт, Ultravox в Гроссе Фрайхайт. Якобы известная группа восьмидесятых. Я считаю, имя звучит как гигиенические подкладки, но да ладно. Чего-то другого в этот день нет, а мы можем выбрать только пятницу, потому что Фрнацёз весь день будет в дороге в Дрездене из-за контрактных переговоров. Он вернётся только поздно вечером. Эта дата стоит выделенная жирными буквами в его календаре. Кажется, она важна, поэтому он не пропустит её. Я знаю, что это на один день меньше времени для твоей тренировки. Но надеюсь, что подойдёт. (Кстати о тренировках: Ларс действительно мудак. Ты знал, что он называет тебя Блеки?)

Мы вместе шикарно поужинаем, посетим концерт и, если Пауль ещё будет в форме, мы, чтобы сделать вечер более целостным, свернём на дискотеку. Джианна сказала, что это идеальная комбинация. Немного роскоши и немного жизнерадостности - еда, музыка и танцы. Она итальянка, согласно общепринятым стереотипам, она должна это знать, не так ли? И я надеюсь, что она поцелует Пауля.

Между прочим, я как раз в Вестервальде. Я хотела ещё раз повидаться с моей мамой перед схваткой, но её здесь нет. Чёртово дерьмо.
– Одна слеза капнула на мои кривые строчки, и, когда я её вытерла, чернила размазались. Но у меня не хватало нервов писать письмо заново.

– У меня ужасные сны о тебе, Колин. Я с удовольствием сказала бы, что люблю тебя, но в настоящее время я не уверена, что это так.

– Что за ерунда, - пробормотала я и зачеркнула последнее предложение.
– Нет, я люблю тебя. Только ощущение в этот момент не такое. Но я это знаю. Совершенно точно. Semper fidelis, Лесси.

Semper fidelis. Всегда верна. Некоторые из немногих латинских формулировок, которые сразу понравились мне и которые я никогда не забывала. Я сложила листок письма, засунула его в конверт и подписала адрес.

И что теперь? Провести все выходные одной в этом огромном доме? Поехать снова в Гамбург и просидеть одной в пустой квартире Пауля? Нет. Мне срочно нужно немного поспать. Потом я всё ещё могла усесться в Volvo. Но сначала я должна была отнести письмо.

Уже в короткой поездке до Риддорфа меня начала мучить совесть. Я хотела отправить письмо, в котором обманула Колина, чтобы повысить шансы того, что он вступит в схватку. Хотя и так существовал риск, что это будет стоить ему жизни. Но я знала Колина. Иногда он был немного сильно предусмотрительный и рассудительный и всё взвешивал. Что-то подобное могло так же быть и помехой, я слишком хорошо это знала, так как сама была такой. Нет, это не было ложью, это была помощь в мотивации. Уж Колин заставит встать Францёза на колени.

В принципе мне ничего другого не оставалось, как приукрасить число. Я не знала другого Мара, которого смогла бы выставить против Францёза. Колин должен сделать это. У меня, при неудачном стечении обстоятельств, был выбор между быстрой и медленной гибелью, и я хотела быструю.

И всё-таки моя совесть не давала мне покоя, не только из-за Колина, но и из-за господина Шютца. Я обошлась с ним так, будто он покушался на мою жизнь. Что было в письме, я больше не могла изменить. Его нужно забросить в почтовый ящик. Но господин Шютц был всё-таки моим учителем - моим лучшим учителем. И он был отцом Тильмана. Кроме того, мне нужно было срочно поговорить с кем-то благоразумным о той мысли, которую подала мне вчера вечером Джианна, прежде чем мы сказали друг другу спокойной ночи: