вполне серьёзно? —

Где кровь из вены — как река,

а не водица.

Тем, у кого она жидка,—

там не годится.

И там не нужно ни гроша,—

хоть век поститься!

Живёт там праведна душа,

не тяготится.

Там вход живучим воспрещён,

как посторонним.

Не выдержу — спрошу ещё:

— Кого схороним? —

Зову туда, где благодать

и нет предела…

Никто не хочет умирать,—

такое дело.

И отношение ко мне —

ну, как к пройдохе.

Все стали умники вдвойне

в родной эпохе.

Ну, я согласен: побренчим

спектакль — и тронем.

Ведь никого же не съедим,

а так… схороним.

Ну, почему же все того…

как в рот набрали?

Там встретятся, кто и кого

тогда забрали.

Там этот, с бляхой на груди,—

и тих и скромен.

Таких, как он, там пруд пруди…

Кого схороним?

Кто задаётся — в лак его,

чтоб хрен отпарить!

Там этот… с трубкой… как его?..

Забыл!.. Вот память!..

Скажи-кась, милый человек,

я, может, спутал?

Какой сегодня нынче век?

Какая смута?

Я сам вообще-то костромской,

а мать из Крыма…

Так если бунт у вас какой —

тогда я мимо!

А если нет, тогда ещё

всего два слова:

У нас там траур запрещён.

Нет, честно слово!

А там порядок — первый класс,

глядеть приятно.

И наказание — сейчас

прогнать обратно.

У нас границ не перечесть,

беги — не тронем!

Тут, может быть, евреи есть?

Кого схороним?

В двадцатом веке я. Эва!

Да ну вас к шутам!

Мне нужно в номер двадцать два! —

Лаврентий спутал!

* * *

Я вам расскажу про то, что будет,

Я такие вам открою дали…

Пусть меня историки осудят

За непонимание спирали.

Возвратятся на свои на круги

Ураганы поздно или рано,

И, как сыромятные подпруги,

Льды затянут брюхо океана.

Словно наговоры и наветы,

Землю обволакивают вьюги.

Дуют, дуют северные ветры,

Превращаясь в южные на юге.

Упадут огромной силы токи

Со стальной коломенской версты,

И высоковольтные потоки

Станут током низкой частоты.

И завьются бесом у антенны,

И, пройдя сквозь омы — на реле,

До того ослабнут постепенно,

Что лови их стрелкой на шкале!

В скрипе, стуке, скрежете и гуде

Слышно, как клевещут и судачат.

Если плачут северные люди —

Значит, скоро южные заплачут.

И тогда не орды чингиз-ханов,

И не сабель звон, не конский топот, —

Миллиарды выпитых стаканов

Эту землю грешную затопят.

[1976]

ДВЕ СУДЬБЫ

Жил я славно в первой трети

Двадцать лет на белом свете по учению.

Жил безбедно и при деле,

Плыл, куда глаза глядели, — по течению.

Затрещит в водовороте,

Заскрипит ли в повороте — я не слушаю,

То разуюсь, то обуюсь,

На себя в воде любуюсь, — брагу кушаю.

И пока я наслаждался,

Пал туман, и оказался в гиблом месте я.

И огромная старуха

Хохотнула прямо в ухо, злая бестия!

Я кричу — не слышу крика,

Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я,

На ветру меня качает…

«Кто здесь?» — слышу, отвечает: «Я — Нелёгкая!

Брось креститься, причитая!

Не спасёт тебя святая богородица,—

Кто рули да вёсла бросит,

Тех нелёгкая заносит — так уж водится!»

И с одышкой, ожиреньем

Ломит тварь по пням-кореньям тяжкой поступью.

Я впотьмах ищу дорогу,

Но уж брагу — понемногу, только по сту пью.

Вдруг навстречу мне живая

Колченогая Кривая — морда хитрая!

«Не горюй, — кричит, — болезный,

Горемыка мой нетрезвый, — слёзы вытру я!»

Взвыл я, душу разрывая:

«Вывози меня, Кривая! Я — на привязи!

Мне плевать, что кривобока,