– Лен, а Лен, но все же нехорошо ты поступаешь. Война же ведь идет...

– Хватит Нинка!
– с непререкаемым тоном вскинулась оружейница.
– Война - это слишком грязная штука. И от нас с тобой, в том числе, зависит, чтобы в короткой жизни этих мальчиков, каждый день идущих на смерть за Родину, за Сталина, было хоть что-то светлое. Именно во время этой войны!

Скалозубова аж оторопела от пафосной смеси лозунгов и неприкрытого желания подруги сделать не только себе, но и другим хорошо. Потерянно посмотрела на Елену, затягивающую ремень, и протянула:

– Ну, если ты так ставишь вопрос...

– Только так и никак иначе!
– перебила, как отрезала старший сержант.

Старшего лейтенанта Годоляку подбили при возвращении из разведки. Всего-то один маленький осколок зенитного снаряда попал в радиатор. Пелена пара, исчезающая на глазах, пара минут, и мотор естественно заклинил от перегрева. Еще повезло, что был приличный запас высоты, а линия фронта всего в десятке километров. Перетянул с запасом, не нарвавшись по пути на мессеров, и посадил на брюхо недалеко от какого-то хутора. И совсем, можно сказать, счастье привалило - на том хуторе стоял ремвзвод танковой части. Ну а где танки, как известно, там связь всегда есть. Иначе толку от бронированных чудищ, у которых, по меткому выражению Елизарыча, кое-что слишком большое на лбу выросло, никакого.

Доклад Алексея Годоляки о вынужденной посадке и ее местоположении достиг нашего полка достаточно быстро - фронтовые связисты хоть и сплетники, но дело свое все-таки знают. А здесь штабные командиры из армии ждут, не дождутся пленки с АФА [30] . Что-то там важное Леха должен был заснять.

Вылетели к тому хутору вместе со старшим лейтенантом ГБ Свиридовым на УТ-2М. Добрались быстро - я, хотя раньше настолько близко к фронту не летал, но карту изучил качественно. Посадил "Утку" рядышком с подбитым Яком, ориентируясь на слабый дымок из печки на том хуторе и ожесточенную жестикуляцию Годоляки. Алексей, не будь дураком, кассету с пленкой уже выдрал из аппарата. Не, ну такую подлянку от Красных командиров я никак не ожидал - оставили дожидаться грузовика с техсоставом для эвакуации подбитого Яка, а сами умчались на моем маленьком самолетике.

Посидел немного на траве, сплошь усеянной желтыми головками одуванчиков, перекурил и потопал на хутор, ориентируясь все на тот же дым из трубы. Танкисты-ремонтники встретили не очень приветливо:

– Чо надо, пингвин?

Смотри-ка, даже кличку авиамехаников знают - зимой в черных комбинезонах поверх ватников определенное сходство имеется.

– Лопату, если нормально помочь не хотите. Еще ручная лебедка не помешала бы.

– А зачем?

Ну, прям как дети малые - расскажи да покажи.

– Начну подкапывать под крыльями, чтобы шасси выпустить. Затем лебедкой из ям вытащу. Потом, когда наши приедут, разберем, погрузим и повезем на ремонт. Послужит еще боевая машина.

– Лопату, конечно, можно бы, да только...
– и дырчатая рубашка ствола ППШ упирается мне в живот: - Документы есть?
– ударение было сделано на "У".

Вот только тогда до меня и дошло - комбинезон застегнут доверху. Немецкий желтый ремень с полуоткрытой кобурой, из которой характерная рукоять Вальтера П38 торчит. А на шлемофон звездочку цеплять как-то не принято.

– А как же, - благо красноармейские книжки нам еще в ЗАПе выдали. Расстегиваю комбинезон и... Увидели орден с медалями, и ствол автомата сам собой опустился. Документы все-таки достал и предъявил. Ну и рассказать, конечно, откуда награды взялись, тоже пришлось - военной тайной моя история никак не является.

Нашлись не только лопаты, домкраты тоже имелись и даже подъемный кран. Бездельничать танкистам-ремонтникам самим надоело, а тут новая конструкция - аэроплан. Когда к вечеру эвакуационная бригада из полка - шесть человек технического состава на трехтонке ЗИС-5В и полуторке - прибыла, то только рты пораскрывали. Фюзеляж с оперением на чурбачках стоит, плоскости и шасси отстыкованны. Грузи, крепи, да езжай. Ан нет, долго под звездным небом сидели, обмениваясь под разведенный спирт - с беленькой у танкистов напряженка - впечатлениями о жизни в это нелегкое время. У бронеходов одни проблемы, у нас другие, а цель-то, оказывается, общая - побыстрее бы фашистских гадов с нашей земли прогнать.

Двадцать девятого июля построили полк, и комиссар зачитал приказ Наркома обороны номер 227 - "Ни шагу назад" о низкой дисциплине в Красной армии. Немцы рвутся к Сталинграду, а стрелковые части отступают, несмотря на категорические запреты из ставки. Вот чую нутром, что не перейдут фашисты Волгу, а настроение все равно паршивое. Видеть никого не хочется. Вечером набрал из хозяйского погреба в старый сидор прошлогодней картошки, отбирая из гнилья более-менее нормальные клубни, отсыпал в газетный кулек соли из жестяной банки. Прихватил валявшийся у печки ржавый топорик и ушел в лес, на ту полянку, что была у речки.

Костер разгорелся быстро. Я сидел, дожидаясь пока он прогреет под собой землю и появится достаточное количество углей, смотрел на пламя - казалось, внутри пляшут маленькие огненные саламандры - и вспоминал, как вот также мы с мамой и папой в самом конце весны того года пекли на отшибе бывшей панской усадьбы картошку. Родители были веселые, чем-то очень довольные, все время целовались, а потом прижимали к себе. Мама в тот день чаще, чем обычно чмокала меня в щеки, а отец ерошил волосы и смеялся. Потом палкой вытаскивал из углей картофелины, выбирал мягкие, подкатывал к нам и радостно улыбался, глядя как мы, балуясь, кормим друг друга. Пожурил, изображая строгость: