Исповедь
вернуться

де Габриак Черубина
Шрифт:

ОКНО

Дни идут, ползут устало… Сердцу все равно! Просто ты не понимала — Распахни окно! За зеленой скучной ставней Сердце обретет Для затворницы недавней Радостный полет. Вверх за стаей голубиной Вьется легкий путь, И себя на миг единый В небе позабудь. Не умеет только тело, А душа б могла!.. Сердце! Сердце! Голубь белый! Два больших крыла!.. 8 июня 1921

«В твоих словах, в твоих вопросах…»

В твоих словах, в твоих вопросах к живому сердцу мы идем… И вновь цветет дорожный посох неувядающим цветком. Но вновь перед открытой дверью стоит, проникнуть не спеша, поддавшись своему неверью, неоткровенная душа. А там, а там все небо в звездах, глубокий, синий водоем. И дышит ароматный воздух едва пролившимся дождем… А там, а там — нетленных лилий благоуханные поля, и роем лебединых крылий покрыта вешняя земля. Когда ж прочтет небесный свиток неотвратимая мечта, и сердца радостный избыто к заставит говорить уста. 24 июня 1921

«И все зовут, зовут глухие голоса…»

Евгению Архиппову

И все зовут, зовут глухие голоса… О камни острые изранены колени, еще не пройдены последние ступени широкой лестницы, ведущей в небеса. Широкой лестницы… Ее во сне Иаков взыскующей душой восторженно прозрел… Но как мне угадать положенный предел? И отчего мой путь с твоим неодинаков? Весь в золоте и пурпуре твой сад лежит внизу, как драгоценный камень. Деревьев осени — благословенный пламень и Божьим солнцем полный виноград. Блаженны кроткие. Они приемлют землю, с полынью горькою вдыхая сладость роз, они сбирают сок взращенных лоз… Но я такой земли для сердца не приемлю. И слаще для него небесный терпкий мед душевной глубины в ее обличьях жадных… Я не вкушу от гроздей виноградных доколе Царство Божье не придет. 26 июня 1921

ЛЮБОВЬ

В огне душа и с духом слита плоть — в безмерности — не хочет поцелуя… И ангелы запели: «Аллилуйя». «Любовь», — сказал Господь. 14 июля 1921

Ф. А. В.

Год прошел, промелькнул торопливо… Много были вдвоем. Подожди, мы поймем, отчего мы на миг стали рядом, и зачем на пути сиротливом быть надо минутам коротким задержаться, и образом четким лечь в стихах… И когда нам придется расстаться, вспоминая об этих часах, будем радостно мы улыбаться. Только ты не забудь, — как и я уж теперь не забуду, — прикоснулись мы к чуду, увидали мы путь, — не забудь! Не забудь! И к вершине поднимешься скоро. Помнишь белые своды собора? На амвоне Лик Пречистой на темной иконе, и строго к небу подняты тонкие руки, а над Нею венком голубым легкий дым? Там зажгу я высокие свечи в память светлых часов, в память ласковых слов и негаданной встречи рука об руку здесь, у порога разлуки. 14 июля 1921

«Меч не опущен в руках Херувима…»

Меч не опущен в руках Херувима, сторожа райских ворот. Божья обитель для грешных незрима, сердце как лед. Долгие ночи бессонного бденья… Только никто не постиг долгих ночей и тоски, и сомненья, слезный, горячий родник… Крепкой тоски нерушимы вериги… В сердце — тяжелый обет. Господи. В вечной незыблемой книге сердце искало ответ… Сердце ненужное, темное, злое, знавшее боль от стыда. Даже свеча пред святым аналоем гасла всегда. Что же случилось? Как белая стая, в сердце раскрылись цветы… Келья от света совсем золотая… Господи, Господи — Ты. Разве я снова Тобою любима? Разве сомненья ушли? Крылья Господни простерты незримо… Меч огнецветный в руках Херувима тихо коснулся земли. 15 июля 1921

ПИСЬМО

И возгласил: «Девица, встань»

Евангелие Луки, VIII, 54.
И пришло оно в черном конверте, на печати неровный сургуч… Ты — Один, Ты велик, Ты могуч, Ты сильнее обманчивой смерти. Не давай ни открыть, ни прочесть. Измени эти грустные строки, Ты ведь знаешь, мы все одиноки, — отврати эту скорбную весть. Помнишь, помнишь ли дочь Иаира. Вспомни чудо свое, улыбнись. Ты сказал ей, коснувшись: «Проснись». И она пробудилась для мира. Ты не хочешь, не ведаешь зла. Помоги нам не веровать смерти. Распечатала. В черном конверте только слово одно: «Умерла». 15 июля 1921

«То было раньше, было прежде…»

То было раньше, было прежде… О, не зови души моей. Она в разорванной одежде стоит у запертых дверей. Я знаю, знаю — двери рая, они откроются живым… Душа горела, не сгорая, И вот теперь, полна до края осенним холодом своим. Мой милый друг! В тебе иное, твоей души открылся взор; она — как озеро лесное, в ней небо, бледное от зноя и звезд дробящийся узор. Она — как первый сад Господний благоухающий дождем… Твоя душа моей свободней, уже теперь, уже сегодня она вернется в прежний дом. А там она, внимая тайнам, касаясь ризы Божества, в своем молчанье неслучайно и в трепете необычайном услышит Божии слова. Я буду ждать, я верить буду, что там, где места смертным нет, другие приобщатся чуду, увидя негасимый свет.

«Пускай душа в смятеньи снова…»

Пускай душа в смятеньи снова… Веленья духа ты твори… Ведь до сих пор ты не готова, Еще в тебе не стало слово Преображенным изнутри, Затем, чтоб радостно и молча В нем светлом воссияла ночь. Ты все в какой-то жажде волчей Души не хочешь превозмочь. Зачем она. Минуло пламя Тревожны жадные уста, А легкий дух, он вместе с нами Глаголет вечными словами, И глубина его чиста. Кого зовешь? Врага ли, друга ль? Стихии трепетной не тронь, Пусть сам Господь раздует уголь, Преображающий огонь. 18 июля 1921