Исповедь
вернуться

де Габриак Черубина
Шрифт:

«Все пути земные пыльны…»

Все пути земные пыльны, все пути покрыты кровью, в мире майи мы бессильны… Но достигнем мы любовью Грааль. Круг небесный загражденья начертим движеньем смелым, из себя родим движенье. И сияет в блеске белом Грааль. Знак креста и путь смиренья, веры в Бога непритворной, легкий вздох благоговенья… И сияет чудотворный Грааль. Вверх поднимем взор покорный. Там последние ступени, розы, розы вместо терна… Тише, тише, на колени… Грааль. 1915

«Здесь будет все воспоминаньем…»

Здесь будет все воспоминаньем Начала правого Пути, Здесь будет с каждым начертаньем Душа к небесному расти. Да не закрой тяжелым дымом, Но Светом озари миры — Не то Господь мечом незримым Отвергнет Каина дары. Бог, манну сеявший в пустыне, Чтобы насытить свой народ, Тебя в словах священных ныне К духовной манне приведет. И годы жизни терпеливой Отдай сокрытому Пути, Чтоб ветвью праздничной оливы В руках Господних расцвести. Октябрь 1915

«Опять весна. Опять апреля…»

Опять весна. Опять апреля Заголубевшая вода. И вновь Пасхальная Неделя Прошла для сердца без следа. Моя лампада вновь без масла, — Его ль куплю ценой греха? И пламя робкое угасло при первом зове Жениха. Сияет небо над заливом Предчувствьем северной весны, А в сердце снова сиротливом Нет ни весны, ни тишины. И, не изведав воскресенья, Пределов смерти не познав, Ему ль понять весны томленья, И ликованье первых трав? 1916

«Благочестивым пилигримом…»

Благочестивым пилигримом идти в пыли земных дорог, когда вся жизнь вождем незримым тебе намеченный урок. Иль в лес уйти, как инок в келью, и там, среди кустов и трав молиться под мохнатой елью, лицом к сырой земле припав. Но нет дорог открытых ныне для тех, кто сердцем изнемог, — в пути к небесной Палестине ты будешь вечно одинок. Войди же в храм и сердцем робким зажги свечу у ног Христа и верь, что вместе с воском топким души растает немота. 1916

«В темном поле — только вереск жесткий…»

В темном поле — только вереск жесткий, да ковыль — серебряная пряжа; я давно стою на перекрестке, где никто дороги не укажет. Но на небе звездный путь двоится, чтобы снова течь одной рекою… Научи, поведай, как молиться, чтоб к твоей протянутой деснице прикоснуться немощной рукою.

«Братья — камни, сестры — травы…»

Братья — камни, сестры — травы. Как найти для вас слова. Человеческой отравы я вкусила и мертва. Принесла я вам, покорным, бремя темного греха, я склонюсь пред камнем черным, перед веточкою мха. Вы и все, что в мире живо, что мертво для наших глаз, — вы создали терпеливо мир возможностей для нас. И в своем молчанье — правы. Святость жертвы вам дана. Братья — камни. Сестры — травы. Мать-земля у нас одна. 1917

«Едва я вышла из собора…»

Едва я вышла из собора, Как в ветре встретила врага, И потому погасла скоро Свеча Святого Четверга. Огонь, двенадцать раз зажженный, Не сберегла на этот раз… Он, дуновеньем оскорбленный, С свечи сорвался и погас. Огонь души горит незримо. Его ли пламень сохраню, И пронесу неугасимо сквозь тьму? 1915

«Последний дар небес не отвергай сурово…»

Последний дар небес не отвергай сурово. Дар неуемных слез — душе надежный скит, когда распять себя она уже готова. Но о земных цветах, оборотясь, скорбит. И слезы для нее — брильянтовые четки, чтобы в ряду молитв не сбиться ей опять, чтоб миг земных утех — мучительно короткий — не смог преодолеть небесную печать. И от последнего грядущего соблазна меня оборонит лишь слезных четок нить, когда все голоса, звучащие так разно, в молчание одно в душе должна я слить. 1917