– Хочу еще!

– Сейчас налью. Но вам все же не мешает переодеться. У вас все тело покрылось гусиной кожей. Снимите мокрые вещи.

– В самом деле, – Джен глянула на свои ноги. – Ждите меня здесь. Я быстро.

Она ушла, а я погрузился в созерцание дождя. В нем действительно была какая-то первобытная, завораживающая сила.

Внезапно меня окликнули по имени. Я обернулся и увидел Джен, стоящую в дверях. Если она хотела поразить меня, то добилась своего – у меня даже челюсть отвисла.

– Что с вами? – она сделала ироническую гримасу. – Что-то не так? Вы ведь сами велели мне снять мокрые вещи.

Она действительно сняла с себя все мокрые вещи, но забыла надеть сухие, за исключением разве что голубого полотенца, закрученного на голове замысловатым тюрбаном. Она была так же гола, как Афродита в момент своего рождения из пены – маленькие твердые груди, узкие, но тем не менее аппетитные бедра, тонкая талия.

– Почему вы так удивленно смотрите на меня, Дэнни? – шаловливо спросила она. – Разве вы не знали, что женщины созданы для любви?

– Догадывался, – ответил я. – Но беда в том, что я не создан для вас, миссис Рэндольф.

– Как вы сказали?

Она замерла, словно не веря своим ушам.

– Возможно, для столяра это была бы чертовская удача, но детективы не занимаются любовью с клиентками. Нам платят не за это. Обольщение не состоялось, миссис Рэндольф.

Она вздрогнула, будто я закатил ей пощечину, и закричала:

– Вон отсюда! Убирайтесь немедленно и не смейте показываться мне на глаза. – Затем ничком бросилась на диван и зарыдала.

Я спокойно допил виски, убрал бутылки в бар и направился к дверям. Когда я проходил мимо дивана, Джен подняла голову и с ненавистью проговорила:

– Прежде чем уйти, не забудьте захватить свою булавку от галстука. Кстати, я никогда не видела более вульгарной вещи.

– Какую булавку? – удивился я.

– Ту, что вы потеряли, когда были здесь в прошлый раз. Я нашла ее среди подушек дивана. Можете забрать в холле. Она лежит возле зеркала. Как я хотела бы, чтобы она проткнула ваше горло, когда вы вместе с машиной нырнете в какую-нибудь канаву.

Получив такое напутствие, я тем не менее задержался в холле у зеркала. Булавка лежала открыто и сразу бросалась в глаза. Более безвкусной вещи мне еще не приходилось видеть: огромный поддельный изумруд, толстая серебряная оправа, какие-то нелепые завитушки. Наверное, такое украшение с удовольствием носил бы Мартин Родни. Приглядевшись повнимательнее, я разобрал, что блестящие завитушки составляют монограмму. Две переплетенные буквы "П". Полюбовавшись немного этим сомнительным шедевром, я сунул его в карман и вышел на крыльцо, прямо под удары бури.

"Дворники" были бессильны бороться с потоками воды, падавшими на ветровое стекло моей машины, и я угробил целых двадцать минут, чтобы преодолеть несколько первых километров. Пришлось затормозить у обочины и включить радиоприемник. Минут через пять среди музыки и рекламных объявлений я поймал сводку погоды.

Она была утешительная: буря уходила в сторону океана, давление повышалось, дождь в ближайшее время должен был прекратиться. Потом диктор стал описывать разрушения, причиненные жилым домам, магазинам и дорогам Лонг-Айленда. К счастью, ущерб был невелик.

Спустя час небо очистилось, и дождь ослабел до такой степени, что я решил тронуться в путь.

В Нью-Йорк я прибыл уже под вечер. Загнав машину в гараж, я пешком прошагал четыре квартала, отделявшие меня от дома. В свою квартиру я заявился мокрый, как праотец Ной на пятый день потопа.

Уже на пороге меня встретил мурлыкающий голос Нины:

– Ты похож на утопленника, которого Нептун решил вернуть на землю, У тебя даже краб висит на носу. А в карманах, наверное, полно дохлой рыбы. Или морские девы напихали туда жемчуга?

– Привет, красавица! – жизнерадостно приветствовал ее я. – А я думал, ты отправилась домой за вещами.

– Я успела до дождя, – ответила Нина с той же милой улыбкой. – Взяла все свои платья.

– Почему же ты не надела ни одно из них? – поинтересовался я.

– Кто же будет мять новое платье, если в доме никого нет? – фыркнула она. – Ты, Дэнни, бываешь такой недогадливый. Перед кем мне красоваться?

Она закинула руки за голову и сладко потянулась. При этом ее лифчик едва не лопнул по швам. Он и так держался на груди исключительно чудом. Точно такие же проблемы стояли перед маленькими белыми трусиками, из которых рвались на волю полные розовые ягодицы.