Д-р Понедельник давно чувствовал переутомление от напряженной медицинской работы. Сегодня в 2 ч. 23 мин. ночи доктор неожиданно потерял сознание. С ним случился приступ болезни, название которой светила медицины светила пока не в состоянии определить.

Далее шли интервью с профессорами, фотографии и сообщения о том, что во всех кино сегодня утром будут демонстрироваться подробности ночного происшествия.

В это время Лилиан молнией влетела в отцовский кабинета, бросилась на шею остолбеневшему профессору и, заливаясь горькими слезами, вымолвила:

— Папочка! Спаси его… иначе я лишу себя жизни не позднее четырех часов утра.

— Кого спасти, доченька? — заскрипел профессор.

— Доктора Понедельника… О, небеса! Четверть часа назад с ним произошло такое несчастье… такое несчастье…

И Лилиан, сморкаясь, кашляя и рыдая, рассказала отцу о случившемся.

Профессор почесал лысину и задумался.

— М — да.. — заскрипел он. — Дело ясное. Ему необходимо сделать операцию омоложения. Ради любимой дочери я берусь за это дело.

…….

……..

На рассвете у подъезда «Большой национальной больницы» выстроились толпы блестящих нарядных моторов. Их владелицы быстро выпрыгивали из автомобилей и исчезали за огромными дубовыми дверями.

Грандиозная приемная не вмещала всех, кто хотел видеть мистера Понедельника.

В 9 часов утра блестящее собрание чарующих декольте, алмазов, кулонов заволновалось, закрутилось бешеным потоком: прошел слух, что везут больного.

Минуту спустя в операционную пронесли на носилках жалкое подобие доктора Понедельника, двух орангутангов в клетках, какую-то огромную стеклянную граммофонную трубу, одного козла, несколько микрофонов и два десятка съемочных киноаппаратов.

Повсюду по приемной, среди бледных дам в трауре, как сумасшедшие носились обеспокоенные репортеры с карманными радиоаппаратами в руках.

Редакции газет безостановочно принимали радиограммы:

— Мисс Джейн Портер была в темно-зеленом платье с гофрировкой тре-нувель на бедрах…

— Профессор Вильям Вокс высказал надежду на успешный исход операции…

— Мисс Лилиан Вокс перед началом операции бросилась на шею отцу и, рыдая, продекламировала: «Хоть душите меня, хоть мучайте — я победу отдам дикарю».

В воздухе повисла тревога. Толпа затаила дыхание.

Из операционной комнаты выбежал с чашкой свежей крови озабоченный ассистент. Назад он уже не вернулся: к нему молниеносно подскочил агент Объединенного радиотелеграфного концерна, сунул ему в руки зелено-красный чек, сорвал с него и надел на себя халат, схватил чашку свежей крови — и мгновенно исчез за дверью операционной.

Мисс Джейн Портер была в темно-зеленом платье…

Оттуда неожиданно донеслись сперва козлиные, а затем человеческие крики. Две дамы упали в обморок. Вокруг разлилась настороженная тишина, подчеркнутая одиноким жалким женским стоном и стрекотанием киноаппарата…

Скрипнула дверь.

На пороге появился мистер Вокс. Вытер о халат окровавленные руки.

Толпа окаменела.

Дико застрекотал киноаппарат.

— Прекрасные леди и храбрые джентльмены! — провозгласил Вокс. — Счастлив, что могу известить вас: операция прошла блестяще. Через три дня доктор Понедельник будет здоров.

Словно тяжелая огромная каменная скала вдруг зашаталась и с грохотом рухнула в море. Гром аплодисментов сотряс каменные стены больницы. Стон восторга разорвал тысячи прекрасных грудей. Обезумевшие репортеры схватились за радиоаппараты.

— Покажите нам его! Покажите нам доктора Понедельника! — загудела толпа.

На пороге показались носилки с омоложенным мистером Понедельником.

Он оперся на локоть и поклонился толпе.

Минуту спустя носилки утонули в море живых цветов.

В гавани под личным присмотром мистера Вокса торопливо готовились к отплытию три парохода.

Кроме пушечных снарядов и ружей, гигантские подъемные краны осторожно спускали в черные трюмы товары первой необходимости, которые должны были доказать дикарям преимущества цивилизации.