Шрифт:
— Именно. И они его пробудили. Ты уже видел его в той форме, которую он обрел, вернувшись.
— Демон? Тот демон, который говорил, что хранит нашу семью?
— Он не демон, скорее божество. Демон подразумевает силу, стоящую за ним, а Грэйди — сам сила. Впрочем, он хранит нашу семью, это правда, потому что пока жив хоть один из нас, он не растворится в мире мертвых.
— А мной он, значит, пожертвовал? Уже ненавижу его.
— Он знал, что твои родители обратятся к нему, и когда они пожертвуют кровь, Грэйди легко тебя воскресит.
— Но откуда он знал, что родители к нему обратятся?
Зоуи грозит мне пальцем, и движение настолько чрезвычайно старушечье, что мне становится смешно видеть его в исполнении девчонки.
— Вот мы и добрались до основной сути, молодой человек. Кто такой Мильтон Миллиган?
— Дядя? Солдат? Алкоголик? Неудавшийся психотерапевт?
— Он первенец, — говорит Зоуи. — Старший сын. И в настоящее время — действующий наследник Грэйди Миллигана. Глава рода, как бы смешно это ни звучало в отношении малыша Мильтона.
Слово «малыш» в контексте Мильтона рассмешило бы меня еще больше, но я весь обращаюсь вслух, пытаясь понять, что стряслось с дядей.
— А значит, — продолжает Зоуи. — Его пророк. Через Мильтона Грэйди говорит, и Мильтон чувствует присутствие Грэйди.
Я вспоминаю, как тогда, после окончания ритуала, под звон вылетевших стекол, на просьбу папы и Мэнди ответил именно Мильтон.
— Через Мильтона он сказал, что именно нужно делать твоим родителям и когда.
— Так что с ним сейчас?! — не выдерживаю я.
— То, что происходит с ним сейчас может говорить только об одном. Грэйди там, на земле, в мире живых, и Мильтон его чувствует. Чувствует ток его мыслей, слышит голоса душ, которые Грэйди поглотил.
Я вспоминаю: присутствие Бога в мире оглушает пророка. Между богом и миром пропасть, противоречие. Разница между абсолютным и относительным, способная свести с ума. Но вместо курса философии религии, мне предлагают посмотреть на собственного дядю, дуреющего от голосов в голове.
— Как он там оказался? Как Грэйди попал в мир живых?
— Твоя тетя Мэнди довольно надолго выкинула в мир мертвых Доминика. Видимо, там он встретил Грэйди. Грэйди мог что-то ему предложить, ведь нужно согласие. Этого я не знаю, я не видела, как это произошло.
— Как помочь моему дяде и Доминику?
Зоуи вздыхает, говорит:
— Лучше бы тебя волновало, как уничтожить безумное божество из мира мертвых, являющееся твоим первопредком. Потому что это ключ к решению обеих проблем. Пока Грэйди здесь, твоему дяде не станет лучше. И пока Грэйди здесь, он постарается уничтожить душу Доминика, чтобы занять его тело навсегда.
— Тогда что я должен делать?
— Тебе все известно, ты и думай.
И в этот момент Зоуи вдруг напоминает мне папу, я мотаю головой, чтобы отогнать ощущение.
— Ты знаешь, как его уничтожить? Знаешь?
У меня даже в горле пересыхает, но Зоуи продолжает смотреть на меня спокойно. Ее синие глаза не выражают ничего, они совершенны и абсолютно пусты, как придуманное море.
— Так же, как и любого другого человека. Так же, как я сделала это в первый раз. Но учти, пожалуйста, что перед тобой воплощенное божество в теле профессионального убийцы. К нему будет сложно подобраться.
— Стой, я не хочу убивать Доминика, — говорю я. — И не собираюсь его убивать!
— А кто сказал, что это должен быть ты?
— И не хочу, чтобы кто-нибудь его убил!
— Тебе все известно, ты и думай, — повторяет Зоуи, и море начинает шуметь, будто приближается шторм.
Резко, будто нырнув в холодную воду, я просыпаюсь. Папа сидит на краю кровати, он не сразу замечает, что я открыл глаза. Мильтон еще спит, и отец гладит Мильтона по голове, медленно, ласково и напряженно одновременно. Губы у отца страдальчески искривлены, он бы никогда не позволил себе такой гримасы, зная что кто-нибудь его видит.
— Братик, — шепчет он коротко, едва слышно. И слово такое непривычное в его исполнении, детское, дурацкое, вдруг до боли ранит меня. Мильтон еще спит, он дрожит во сне и дышит тяжело, глубоко вдыхая и надолго затихая.
— Папа? — шепчу я. Выражение лица у отца тут же меняется, становится спокойным и не показывает больше ничего, ни горя, ни волнения. Он отдергивает руку.
— Фрэнки, — говорит он.
— Я говорил кое с кем в мире мертвых.
Папа смотрит на меня, ожидая продолжения, но как только я набираю воздуха, чтобы продолжить, кто-то вдруг звонит нам в дверь: раз, другой и снова, как сумасшедший.