— Ура-а-а! — закричали обрадовавшиеся разведчики.

— Тише, тише! Слушайте дальше: «Наши войска сломили сопротивление врага… Раздавлен последний очаг сопротивления противника в районе Сталинграда… Нашими войсками взяты в плен с десятого января по второе февраля, по неточным данным, следующие трофеи…»

Восторгу бойцов не было предела.

— Ответим же и мы ударом по врагу! — сказал Кондор.

Через некоторое время группе Кондора все же удалось выскользнуть из вражеских клещей. И сразу же в штаб полетело успокоительное донесение о том, что разведгруппа из района активных действий карателей вырвалась без потерь.

На пути к новому месту работы разведчики встречали еще дымящиеся пепелища сожженных подлесных деревень и хуторов. В лесной чаще прятались женщины, старики, чудом скрывшиеся от фашистов.

Основную базу Кондор развернул около деревни Мамаевки, в хорошо известном ему глухом уголке леса. Летом здесь было множество еле заметных троп, проложенных в годы войны партизанами, а сейчас их запорошило снегом. В лесу стояла удивительная тишина.

После полудня, присев на сухой валежник, разведчики достали из вещевых мешков запасы промерзлого нехитрого партизанского провианта, устроили перекус. А потом Ситников распорядился:

— Для сбора сведений о враге в заданном нам районе считаю необходимым создать несколько боевых групп. Они должны будут обосноваться в непосредственной близости от тех объектов, которые нам надо взять под контроль. Одну такую группу возглавишь ты, Федор Тимофеевич, — обращаясь к старшине Бондаренко, сказал командир. Ситникову нравился этот разведчик, он привык к нему, высоко ценил его ум, смекалку, настойчивость и всегда поручал своему другу наиболее ответственные задания. В прошлом году Федор не раз помогал Кондору добираться до Орджоникидзеграда.

— Пойдешь в Жирятинский район, устроишься поближе к Брянску. В твою задачу входит разведка вражеского гарнизона в Брянске. Возьми под контроль и Орджоникидзеград. Собранные сведения немедленно переправлять мне. Понятна задача?

— Задача понятна. Кто войдет в мою группу? — спросил Бондаренко.

— Горчаков. Будете работать вдвоем. — Григорий Иванович перевел взгляд на Степанова. — А ты займешься наблюдением за вражескими перевозками по железной дороге Брянск — Унеча.

— Без помощников? — спросил разведчик.

— Пока один, а там будет видно.

— Партизан Хоменко возьмет на себя перевозки на участке железной дороги Брянск — Рославль. Надеюсь, Дзюба не будет возражать? — спросил Ситников командира партизанского отряда.

— Нет, конечно. Можем и других бойцов направить в разведку.

— Видимо, кое-кого придется взять, а остальных партизан — на минирование дорог.

— А я что буду делать? — не сдержался Барашков.

— Ты как специалист по минному делу возглавишь одну из групп подрывников. Дзюба выделит тебе несколько партизан. Никакого участка не закрепляю за тобой. Будешь работать там, где потребует обстановка.

В новый район действия Бондаренко и Горчаков катили на ветхих дровнях, в которые была запряжена отбитая партизанами у полицейских лошаденка. Вместе с ними к Брянску поехал и Хоменко.

Лесная дорога была пустынной, хотя совсем недавно по ней днем и ночью сновали на грузовиках и в повозках фашистские войска и карательные отряды. Но сейчас лес притих, притаился.

К рассвету разведчики въехали в деревню Мокрое. Зимой фашисты здесь ограбили население и сожгли жилища. Теперь на месте подлесной деревни виднелись чудом уцелевшая одна изба и не более двух десятков землянок, в которых ютились, укрываясь от стужи, оставшиеся в живых крестьяне. Деревня Мокрое стала базой разведчиков. Деревня опоясана густым высоким лесом. Впереди на юго-восток — голая степь до самого Брянска. Временами сюда доносятся паровозные гудки эшелонов, сновавших между Брянском и Гомелем, Брянском и Рославлем.

Жители радушно встретили разведчиков. Они пекли им хлеб, стирали белье, предупреждали об опасности, помогали при выполнении заданий.

У разведчиков появились верные помощники среди жителей окрестных деревень и хуторов. К ним стали стекаться сведения о переброске войск и боевой техники противника, размещении гарнизонов в районе действия разведгруппы, номерах и опознавательных знаках фашистских соединений… Добытые сведения отвозились Кондору.

Радист Васильков все чаще садился за рацию. И летели в штаб фронта донесения Кондора:

«После поражения фашистов в Сталинграде и в связи с громадными потерями на советско-германском фронте у солдат вермахта стал резко падать моральный дух…»

«Ухудшается настроение гитлеровских солдат тыловых частей: многие боятся направления на фронт. Тюрьма в Брянске забита дезертирами из вермахта…»

Когда радист Васильков выстукивал телеграфным ключом это донесение, Николай Барашков с друзьями-партизанами минировал шоссейные дороги, выходил на «железку», взрывал мосты. Степанов следил за железной дорогой на Гомель, а Бондаренко и Горчаков лежали в кустах на опушке леса и внимательно наблюдали за движением по шоссейной дороге Гомель — Брянск. Разведчики отметили еще 18 февраля, что в сторону Брянска начались крупные переброски пехоты и танков. А сегодня, 24 февраля, скоро будет светать, но войск на дороге, как и в предыдущие ночи, нет и нет. Только с рассветом вдали послышался шум автомобильных двигателей. Вскоре появились «бюссинги» с обтянутыми брезентом кузовами. Разведчики записывали опознавательные знаки на машинах и сколько прошло грузовиков. О перебросках вражеских войск сообщили Кондору и партизаны. А вечером в эфир полетело очередное донесение: