Во дает! Давай, Оселок! — заорали приятели.

Оселок подошел к старику, читавшему книгу. Тот, не меняясь в лице, положил ему в шапку мятую тысячу.

u Спасибо, дедушка! — изобразив расстроганный всхлип, шмыгнул носом шут. — Дай вам Бог здоровья! И помереть поскорее, чтоб не мучиться! Родина вас не забудет!

Старик никак не отреагировал и на хохот, который последовал вслед за этим. Оселок с кепочкой в руке пошел дальше, к огородникам.

— Граждане! Пожалейте, не дайте совсем пропасть! — заныл парень. Огородники сделали вид, что его не замечают, и Оселок тут же бросил вопросительный взгляд на своих основных. Тот, что, видимо, велел ему изображать нищего, утвердительно кивнул.

— Какие вы жадные, товарищи! — сказал с укоризной Оселок. — Тысчонки для голодающего ребенка пожалели! Просто плакать хочется!

И он уткнулся лицом в кепочку, сделав вид, что сотрясается от рыданий.

— Э, — басовито прорычал со своего места один из тройки лидеров, — вы что, козлы, совсем оборзели? Крутые, что ли?

Огородники как по команде встали со своих мест, держась за сумки, и пошли к выходу, но Оселок схватился за литые ручки, привинченные к спинкам сидений по обе стороны прохода, и преградил им путь.

— Пропусти, малый, нам сходить надо… — неуверенно произнес один из огородников, пытаясь отодвинуть Оселка с дороги.

Но тот неожиданно заорал во всю глотку:

— Граждане! Спасите! Помогите! Избивают!

Те трое больших мгновенно сорвались с мест и в три прыжка оказались за спиной у огородников.

— Фига ли ты моего брата обижаешь, пидор? — выкрикнул тот, что настропалил Оселка на эту провокацию, хватая за ворот одного из мужиков. — Давно хлебальник не чистили, уродище?

— Да я не трогал его! — взвыл мужик. — Он сам психует!

— Ах, ты его психом назвал? Н-на!

Кулак с хрустом долбанул мужика по скуле, огородник повалился на пол. Второй огородник, бросив свои сумки с картошкой, оттолкнул загородившего дорогу Оселка и проскочил в тамбур, но туда за ним кинулись двое здоровяков. Туда же немного погодя забежал и Оселок. Что там творилось, Галина разглядеть не могла, только слышала мат, вопли и звуки ударов.

Зато то, что творилось в вагоне, было хорошо видно. Четыре парня, свалив огородника на пол, пинали его с разных сторон, не обращая внимания ни на стоны, ни на глухие просьбы-мольбы:

— Ну чего ж вы? За что? Чего я вам сделал-то?

— Молчи, с-сука! Вообще убьем!

Девки тоже подбежали, подзуживая:

— Дай ему, Юрик! В рыло, ради меня!

Куда и как в это самое время испарился седой дедок, Митрохина не заметила. То ли он успел ускользнуть сразу после того, как пожертвовал Оселку тысячу, то ли сумел прошмыгнуть за спиной у Оселка, пока тот задерживал огородников.

Поезд стал замедлять ход. И тут из тамбура, где дубасили второго огородника, послышался отчаянный крик Оселка:

— Атас! ОМОН!

Те, что пинали, и девки, бросив свою жертву, дружно бросились по проходу в противоположный конец вагона. А из тамбура выскочили трое остальных, но следом за ними, грохоча сапогами, в вагон ворвались пятеро плечистых детин в беретах и сером камуфляже с дубинками в руках. Оселок, удиравший первым, наступил на картошку, рассыпавшуюся из сумки огородника, поскользнулся и грохнулся на пол, а об него запнулись и оба верзилы.

— Стой, падла! Не уйдешь! — И тут же: хрясь! хрясь! — дубинками по спинам.

— Уй, зараза! Начальник! По почкам-то зачем?

— Молчи, дерьмо! Огрызается еще! Кто зараза? Кто зараза?!

Галина вдруг сообразила, что сейчас ее могут призвать в свидетели, в понятые, а это означает, что потребуют документы. Заодно могут проверить рюкзак или вообще обыскать. Поэтому, воспользовавшись тем, что омоновцы увлеклись обработкой тех трех парней, она тихонько выскочила в тамбур. Как раз в это время поезд затормозил, двери с шипением открылись, и Митрохина выпрыгнула на пустую платформу. Но в это же время из соседнего вагона гурьбой вывалились те семеро, шпана. Аза ними уже из другого вагона выбежало несколько омоновцев:

— Стой! Стой, стрелять буду!

И Митрохиной вопреки логике пришлось бежать в одном направлении с хулиганьем. Полный идиотизм!

Действительно грохнул выстрел, кажется, в воздух. Галина стремглав сбежала по лестнице с платформы. Следом за ней оттуда скатились, пыхтя и матерясь, ее невольные спутники.

Пробежка получилась очень интенсивная, хотя поездной ОМОН, как выяснилось позже, долго гнаться не стал. Во всяком случае, никакой стрельбы больше не было. Беглецы выскочили из тускло освещенного пространства вокруг станции и нырнули в темень, где каждый был сам за себя и сам искал свою спасительную дорожку. Галина, которую обогнали двое из компании, бежала не оглядываясь, но при этом отчего-то старалась не отставать от тех, кто бежал впереди нее. Именно поэтому она свернула в какой-то узкий, непроглядно-темный проулок между двумя бетонными заборами и бежала до тех пор, пока не уперлась в огромную кучу тошнотворно воняющего мусора. Здесь же она догнала тех двоих, что бежали впереди нее. Взбежав наверх по куче, которая, как выяснилось, заполняла собой угол проулка, эти двое перемахнули тот забор, что был справа, и Галина последовала их примеру.