Юлия смотрела, как Калаба уходит. Оставшись в одиночестве, она уткнулась лицом в ладони и заплакала.

Хадасса знала, что, пока у Юлии гости, она должна оставить хозяйку. Ожидая, когда ее позовут, Хадасса занялась другими делами. Сегодня она работала в саду вместе с Сергием, рабом из Британии. Когда Юлия в конце концов вышла, Сергий постарался заняться делами подальше от дома и от хозяйки, на садовой дорожке, чтобы не страдать от ужасного характера Юлии.

Хадасса расстроилась, снова увидев Юлию в слезах. Всякий раз, когда в гости приходила Октавия, хозяйка становилась взволнованной, эмоциональной, легко впадала в гнев и рыдания. Визит Калабы, очевидно, тоже не улучшил ее состояние. Юлия села в солнечном месте и пожаловалась, что ей холодно. Хадасса накрыла ее своей шалью, но Юлия продолжала дрожать.

— Как ты себя чувствуешь, моя госпожа? Это ребенок?

Юлия вся напряглась. Ребенок. У нее еще не было никакого ребенка. Так сказала Калаба.

— Спой мне, — кратко приказала Юлия, кивнув в сторону маленькой арфы, лежавшей рядом. К инструменту был приделан кожаный ремень, поэтому Хадасса могла всюду носить его с собой, снимая только тогда, когда работала или спала. Юлия смотрела, как Хадасса взяла арфу в руки и стала нежно перебирать пальцами струны. Приятная мелодия успокаивала расшатанные нервы Юлии.

Хадасса пела, но обратила внимание, что Юлия едва слушает ее. Взгляд у хозяйки был какой–то отрешенный, даже безумный. Руками она перебирала свою одежду, а потом сцепила их так, что побелели костяшки пальцев. Отложив в сторону инструмент, Хадасса подошла к Юлии, опустилась на колени и взяла ее руки в свои.

— Что тебе не дает покоя?

— Эта… эта беременность.

— Ты боишься? Прошу тебя, не бойся, моя госпожа, — сказала Хадасса. — Ведь это самое естественное явление в нашей жизни. Господь улыбнулся тебе. Ребенок — самое великое благословение, которое Бог только может дать женщине.

— Благословение? — недоуменно спросила Юлия.

— Ты же носишь в себе новую жизнь…

Юлия отдернула руки.

— Да что ты в этом понимаешь? — Она встала и отошла от Хадассы. Сдавив руками виски, она попыталась совладать со своими эмоциями. Настало время, когда она уже не должна реагировать на происходящее вокруг по–детски. Калаба была права. Она сама должна стать хозяйкой своей жизни.

Юлия оглянулась на Хадассу, которая по–прежнему стояла на коленях возле мраморной скамьи, и чьи карие глаза были полны обеспокоенности и сострадания. Юлия прижала руку к сердцу и почувствовала невыразимую жалость. Хадасса любит ее. Вот почему Юлия так нуждается в этой рабыне. Вот почему она забрала Хадассу у матери и отца. Губы Юлии скривились в горькой ухмылке. Какая–то злая ирония была в том, что такую бескорыстную любовь к ней проявляет рабыня. Не ее родители. И не Кай.

— Ты не понимаешь, что мне приходится испытывать, Хадасса. Ты не знаешь, каково все время чувствовать себя больной и уставшей, видеть, что ты не нужна своему мужу. Что ты знаешь о той любви к мужчине, какой я люблю Кая?

Хадасса медленно встала. Она внимательно всматривалась в лицо своей хозяйки, не понимая отчаяния, которое та испытывала.

— Ты носишь в себе его ребенка.

— Ребенка, которого он не хочет, который разлучает нас. И не говори мне о том, что это благословение богов, — сердито добавила Юлия.

— Время все покажет, моя госпожа. — Неужели у Юлии нет глаз и ушей, чтобы видеть и слышать Господа и понять, что на ней благословение?

— Время ничего не изменит, — сказала Юлия. — Только усугубит положение. — Калаба была права. Она должна сама стать хозяйкой своей судьбы. Но она боялась того решения, которое приняла. Ее одолевали сомнения. Если это стало повсеместной практикой, значит ли это, что Юлия поступает правильно? А если она поступает правильно, тогда почему ее грызут сомнения?

Существуют ли вообще такие понятия, как хорошо или плохо? Разве наши поступки не продиктованы обстоятельствами? Разве счастье не является главной целью нашей жизни?

Юлии хотелось, чтобы Хадасса поняла, что она сейчас испытывает. Ей хотелось, чтобы Хадасса сказала, что все будет хорошо, что решение сделать аборт разумно. Юлии хотелось, чтобы Хадасса сказала: то, что Юлия собирается сделать, остается единственным способом вернуть их прежние отношения с Каем. Но когда Юлия посмотрела в глаза этой маленькой иудейки, она не смогла произнести ни слова. Она так и не смогла ничего сказать. В том, что Калаба считала всего лишь символом, Хадасса видела жизнь.

Но кому интересно мнение какой–то рабыни? Она ничего не знает. У нее ничего нет. Она всего лишь рабыня, одержимая своим невидимым Богом.

— Ты называешь это благословением, потому что кто–то сказал тебе, что это благословение, — сердито сказала Юлия, стараясь как–то оправдать свое решение. — Ты только повторяешь то, что слышала. Все, о чем ты поешь и о чем говоришь, — это только повторение чьих–то слов и мыслей. Разве не это ты говорила Клавдию? Цитировала свое Писание и рассказывала ему истории. Своих мыслей у тебя никогда не было. Так как ты можешь понять, через что мне предстоит пройти, какие решения я должна принять?