Они пошли по дорожке, проходя мимо молодой пары, поклонявшейся Эросу в тени развесистого дерева. Чуть дальше на скамье сидели и целовались двое мужчин. На лице Децима отразилось отвращение. Греческое влияние захлестнуло римское общество, которое приняло гомосексуализм и сделало его нормой жизни. Децим не осуждал это явление открыто, но и не испытывал от него никакой радости.

Ради свобод и прав простого человека Рим относился терпимо даже к тому, что противно человеческой природе. Граждане больше не скрывали своих извращений, многие даже открыто ими гордились. И те, кто еще придерживался каких–то нравственных норм, не могли пройти по общественному парку, не увидев мерзких картин.

Что произошло с общественными цензорами, которые защищают большинство граждан от морального разложения? Неужели свобода означает отказ от всех приличий? Неужели свобода означает, что каждый может делать все, что захочет, не задумываясь о последствиях?

Децим приказал приготовить паланкин. Ему не терпелось вернуться домой и оказаться в стенах своей небольшой виллы, отгородившись таким образом от того мира, которому он уже не принадлежал.

Юлия бросила игральные кости на мозаичные черепицы пола в своей спальне и радостно рассмеялась. Октавия застонала.

— Всегда тебе везет, Юлия, — сказала она и встала. — Надоело играть. Пойдем лучше на рынок, может, купим чего–нибудь.

Оставив кости разбросанными по полу, Юлия встала.

— Отец не дает мне никаких денег, — мрачно произнесла она.

— Вообще никаких? — в ужасе спросила Октавия.

— Мне нравятся жемчужные украшения, а отец говорит, что они совершенно лишние, потому что у меня, видите ли, и без того полно золотых и бриллиантовых украшений, — сказала Юлия, передразнивая отца.

— Клянусь всеми богами, Юлия, тебе надо просто заявить в суд о своих правах делать то, что тебе хочется. И твоему отцу тогда придется отдать тебе часть денег Клавдия. Он должен будет либо уступить тебе, либо запятнать свою репутацию, которой он так дорожит.

— У меня не хватит смелости на такое, — устало сказала Юлия.

— Но ведь эти деньги по праву принадлежат тебе, разве не так? Ты была замужем за этим старым глупцом. Ты же заслужила какую–то компенсацию за то время, что жила в Кампании!

— Марк это имение уже продал. Большую часть средств, вырученных за имение, он вложил.

— Во что? — спросила Октавия с явным интересом. Марк славился в Риме своим талантом финансового предпринимателя. Ее отец будет рад любой информации, связанной с деятельностью брата Юлии.

— Я не спрашивала.

Глаза у Октавии сделались круглыми.

— Тебе, что, не интересно, куда идут твои деньги?

— Я целиком доверяю Марку.

— Разве я не говорила тебе, что не следует так поступать? Я считаю, что женщина всегда должна быть в курсе всех дел. — Октавия налила себе еще вина. — Есть у меня одна подруга, с которой тебе не мешает познакомиться. Зовут ее Калаба. Она была замужем за Аурием Ливием Фонтанеем. Ты не помнишь его? Низкорослый, толстый и вообще страшный, но безумно богатый. Иногда он сидел на зрелищах вместе с Антигоном и твоим братом.

— Нет, его я не помню, — без всякого интереса ответила Юлия.

Октавия махнула рукой.

— Неважно. Он умер. Умер своей смертью, хотя она и была вызвана такой причиной, о которой я тебе до сих пор не говорила. Калаба тебе понравилась бы, — сказала Октавия, попивая вино и перебирая другой рукой все то, что лежало на туалетном столике Юлии. Взяв золотую брошь, она с интересом повертела ее в руке. Брошь была простой, но при этом весьма изящной — чем–то напоминала свою владелицу. Бросив брошь обратно на стол, Октавия повернулась к Юлии. — Калаба ходит в лудус и тренируется вместе с гладиаторами.

— Разве женщины этим занимаются? — поразившись, спросила Юлия.

— Да, некоторые. Я бы туда не пошла. Мне больше по вкусу пиры накануне зрелищ. Знаешь, есть что–то завораживающее в том, чтобы находиться рядом с мужчиной, который завтра может погибнуть на арене. — Октавия налила себе еще вина и одарила Юлию ласковой улыбкой. — Почему бы и тебе не сходить туда?

— Отец мне этого никогда не позволит. Он знает, что происходит на таких пирах.

— Невероятное наслаждение — вот, что там происходит. Когда, ты, наконец, появишься в обществе, Юлия? Ты уже была замужем, стала вдовой и по–прежнему собираешься оставаться под диктатом своего отца?

— А что, по–твоему, я должна делать? Мой отец не так уступчив, как твой, Октавия. И мне приходится жить в его доме.

— Прекрасно. Его ведь сейчас нет дома, разве не так? А мы все сидим здесь, болтаем без толку и ждем, когда кончится твой двенадцатимесячный траур. — Октавия допила вино и поставила кубок на стол. — С меня хватит. Я пошла.

— Куда?

— За покупками. Пройдусь по парку. Может быть, навещу Калабу. Не знаю. Все лучше, Юлия, чем сидеть здесь с тобой и плакать о твоей судьбе, — Октавия подняла свою шаль.