— А где матушка? — спросил молодой граф, осторожно освобождая свои руки.

— Ты же знаешь, она у нас никогда не останавливается.

Прасковья Александровна рассказала, как ее найти.

— Я, пожалуй, пойду.

— Соскучился по матушке?

— Я приду завтра, — не ответив на вопрос, пообещал племянник.

Он ушел, и Прасковья Александровна наконец-то занялась им, Потемкиным. Она стала расспрашивать о брате: здоров ли, собирается ли в отпуск и вообще как живет, чем занимается? У Потемкина были свои вопросы сгорая от желания поскорее задать их, он отвечал графине с торопливостью человека, не имеющего времени для пустых разговоров. Перейти от ответов к собственным вопросам Потемкину так и не пришлось: приехал со службы граф Яков Александрович, да не один, а со Стрекаловым, одним из секретарей императрицы. Товарищи по турецкой войне крепко обнялись, и на Потемкина снова посыпались вопросы, подобные тем, что уже задавала графиня. Затем все вместе, хозяева и гости, направились в столовую, где уже был накрыт обеденный стол.

— Вы приехали по поручению графа? — спросил Брюс.

— Я приехал в отпуск, — отвечал Потемкин. — Однако у меня есть письмо государыне, и я хотел бы, чтобы оно попало в собственные руки ее величества.

При этих словах Потемкин просительно посмотрел на графиню. Брюс, перехватив его взгляд, сказал, показав головой на Стрекалова:

— Я думаю, нашему другу сделать это проще.

Выражая готовность помочь делу, Стрекалов кивнул головой.

— Я не забываю услуг, мне оказываемых, — воссиял Потемкин. — Ваше высокородие, можете быть уверены в моем к вам искреннем расположении.

Он достал письмо и положил его перед Стрекаловым. Тот как-то небрежно, словно это была заурядная бумажка, какие во множестве проходят через его руки, сунул письмо в карман, сказав, что постарается если не сегодня, то завтра утром встретиться с государыней.

Дело было сделано, и Потемкин, успокоенный в мыслях переключился на другое. Интерес к окружавшим его людям иссяк. Теперь он слушал их рассеянно, почти не улавливая сути начатого между ними разговора. Он думал о своем — о том, что вот-вот вечер наступит, а ему надо еще где-то устроиться да еще найти ту, которой когда-то клялся в любви и о которой сейчас не знал, свободна ли.

…Этот день для Потемкина обернулся по-настоящему днем удачи. В гостином дворе, куда он отправился сразу после обеда, ему предоставили две прекрасные комнаты. Повезло и с розыском девицы: она оказалась не занятой и без долгих ломаний согласилась провести с ним длинный зимний вечер.

Приятно переспав ночь и щедро одарив девицу, разделившую с ним ложе, Потемкин в десять утра плотно позавтракал, после чего поехал в военную коллегию выполнять поручение Румянцева. Душа была переполнена предчувствием счастливых перемен в его судьбе, О жизнь!.. Наконец-то он с головой окунется в нее — настоящую жизнь, без забот о куске хлеба, полнокровную, царственную!.. А в том, что государыня не оттолкнет его от такой жизни, сомнений быть не могло. Он помнил ее воровато-поджигающие взгляды — взгляды, в значении которых еще никогда не ошибался. Он был ей приятен, а это самое главное. Может даже случиться, что, прочитав его письмо, она воспылает желанием увидеть его сегодня же…

В военной коллегии его приняли главные министры — президент князь Голицын и вице-президент граф Чернышев. Потемкин доложил о просьбе главнокомандующего с таким видом, который говорил, что подобные поручения ему не очень-то приятны и он исполняет их только по долгу службы.

— Ваш фельдмаршал выхлопотал себе у государыни полную власть, — сразу же закипятился Чернышев. — Мы теперь для него ничего не значим, пусть делает, что хочет, и к нам больше не обращается.

Вице-президент нес чепуху. Переброска полков из Польши в Румянцевскую армию осуществлялась по решению высшего военного совета и контроль за осуществлением сего решения возлагался на коллегию. Потемкин об этом, конечно, знал, но не стал перечить графу. В его положении перечить столь важным министрам было бы просто ребячеством. Румянцев находился далеко, а эти сидели рядом, и добрые отношения с ними ему, Потемкину, были необходимы. Он был пока ниже этих господ.

Граф Чернышев со старческой медлительностью разложил перед собой какие-то бумаги и бесстрастным голосом начал перечислять, с каких мест сколько рекрутов и регулярных полков отправлено Румянцеву с прошлого года. Потемкин его не слушал. Нужны ему эти рекруты! Глядя на этого симпатичного с виду старичка с фельдмаршальскими отличиями, он вспомнил историю, случившуюся с его беспутным племянником князем Кантемиром, пытавшимся стать любовником императрицы. Беспутный князь долго охотился за государыней, ожидая подходящего момента открыть ей свое сердце. Однажды ночью он проник в опочивальню и, сгорая от безумной страсти, бросился к ее ногам, умоляя ответить взаимностью на его чувства. Императрица позвонила, и его тотчас арестовали.

— Прикажете засадить в крепость? — спросил начальник караула.

— О нет, зачем же? — улыбнулась императрица. — Препроводите лучше к дяде, чтоб образумил немного.

«Интересно знать, где сейчас этот повеса, — не отводя взгляда от Чернышева, подумал Потемкин, — отказался ли он от своего безумного замысла?»

Князь Голицын, все это время прохаживавшийся по кабинету, сказал, как бы подводя итог разговору:

— Нужды фельдмаршала нам известны. Можете ему передать: мы сделаем все, что от нас зависит. Сегодня я обедаю дома, — добавил он дружеским тоном, — и буду рад принять вас у себя.

Потемкин отвечал, что приглашение знаменитого фельдмаршала и государственного мужа для него великая честь, но, к сожалению, не может принять приглашения, так как уже зван на обед графом Брюс.

Голицын протянул на прощание руку. Потемкин пожал ее, неожиданно мягкую, совсем не старческую, поклонился Чернышеву и уверенно зашагал к выходу.

На улице светило солнце, редкое в такое время года. Искрился снег. Мимо здания коллегий лихо проносились извозчики. Недалеко от дороги с визгом и лаем грызлась свора собак.