— Дозвольте заметить, ваше величество, — вмешался в разговор Потемкин, — молодой граф знает о состоянии главнокомандующего не больше вашего генерал-адъютанта: он видел его только два раза — в день приезда и в день отъезда.

— Не понимаю, — выразила удивление императрица.

— Ваше величество, плохо знаете своего фельдмаршала, — все больше входил в роль Потемкин. — Фельдмаршал терпеть не может, когда кто-то путается у него в ногах, и жалости ни к себе, ни к другим не имеет. Едва наш юный друг прибыл в армию, как фельдмаршал ему приказ: адъютантов, мол, у меня и без тебя хватает, бери батальон да иди в самое пекло, ибо генерал-адъютанты, не глотнувшие дыма сражения, мне не нужны.

— Это правда? — обратилась императрица к Михаилу.

— Правда, — смущенно ответил молодой граф, хотя Потемкин рассказывал не совсем так, как было на самом деле.

— И вам не было страшно?

— А чего басурманов бояться? — снова вмешался Потемкин. — Турки только с виду страшные, потому как черны, словно черти. А стоит на них гаркнуть по-русски, так они сразу в кусты. Однажды граф Михаил со своим батальоном тысячную толпу янычар в Дунай загнал. Не столько пуль, сколько русского свиста те напугались. Слышали бы, ваше величество, как его солдаты свистят! В четыре пальца. Сунут в рот четыре пальца и как дунут — аж пыль столбом.

Потемкин нахально врал, врал так, что Михаилу стало не по себе — он стоял красный, смущенный; не зная, как быть, то ли поддерживать вранье своего бывшего начальника, то ли опровергать приписываемые ему заслуги. Потемкин незаметно подмигивал ему: мол, держись, в такой компании иначе нельзя.

Закончив эту историю, Потемкин тотчас начал рассказывать другую, кстати, тоже выдуманную, выдуманную экспромтом. Вскоре, однако, появился Васильчиков, и он сразу замолчал, на лицо его легла тень грусти. «Бог тому свидетель, — как бы говорил он своим видом, — я старался потешить ваше величество забавными историями, но в присутствии этого человека я не могу…»

Императрица сделала вид, что не поняла причины перемены в его поведении, и снова обратилась к молодому Румянцеву:

— Передайте вашему батюшке, чтобы с реляцией о замирении с турками прислал только вас.

Беседа была окончена. Оставив императрицу наедине с фаворитом, Потемкин, Прасковья Александровна и Михаил вернулись в столовую. Лицо Потемкина оставалось мрачным.

— Если завтра не найдете меня во дворце, — сказал он, склоняясь к графине, — знайте, что я уже в монастыре.

Прасковья Александровна сочувственно улыбнулась:

— Не огорчайтесь. Я уверена, все будет хорошо.

Прошло два месяца, как отбыл в отпуск Потемкин с молодым Румянцевым, пора бы вернуться обоим, а их все не было. Штаб-офицеры посмеивались:

— Дорвался Потемкин до петербургских красавиц, теперь от них арканом его не оттащишь.

— Не век ему с красавицами лобызаться, к весне приедет.

— Или весточку пришлет.

— Почему весточку?

— А потому. Уезжая, он продал своих лошадей. Должно быть, расчет имел не возвращаться.

— Ну это ты брось. Потемкин человек честный. Молодой граф тоже не вернулся, хотя и лошадей не продавал. Не иначе обоих дорога задержала.

Сам Румянцев о Потемкине не вспоминал. По крайней мере, при разговорах с подчиненными. Только один раз сказал про него ядовито:

— Потемкин обещал поднять на ноги весь Петербург, добиться улучшения снабжения армии, да, видно, сил не хватило.

С момента отъезда Потемкина в Петербург снабжение армии нисколько не улучшилось. За все это время в армейские магазины не поступило ни одной повозки с амуничным имуществом. Армия оставалась разутой и раздетой. А ведь впереди ожидались решающие сражения!

О подлинных планах предстоящей кампании знали немногие. Войсковым офицерам было объявлено, — что нового наступления не будет, что армия останется на левом берегу Дуная держать оборону, наступательные же действия предполагаются в архипелаге графом Алексеем Орловым, которому в подкрепление уже послано несколько кораблей.

Сведения такого рода представляют военную тайну. Однако Румянцев, обычно строгий в делах соблюдения тайн, на этот раз не очень заботился об утечке информации в лагерь противника. Об оборонительных намерениях армии говорилось открыто, и, казалось, фельдмаршал не видел ничего страшного в том, что сие станет известно туркам.

Однажды после инспектирования одного из полков фельдмаршал завел разговор с солдатами, стоявшими в очереди у ротного котла. Было время обеда. Кашевар разливал в солдатские котелки зеленовато-бурое варево, жидкое, без мяса. С продовольствием было худо во всей армии. В Молдавском и Валахском княжествах царило опустошение. Рассчитывать приходилось только на Польшу. Но доставлять оттуда провиант было нелегко. Не хватало тяглового скота. К тому же польские паны упорно не желали брать на себя обязанности подрядчиков по доставке провианта. Приходилось снаряжать на это войсковые обозы.