…Еще не было и полуночи, когда Румянцеву доложили, что мосты Боуром построены и корпуса начали переправляться на ту сторону. Румянцев приказал Олицу и Брюсу, оставив у палаток горящие костры, построить дивизии в три колонны и идти к переправе. Движение войск началось.

Ночь выдалась без луны. Вокруг стояла такая темнота, что солдаты невольно дивились, как их офицеры умудрялись находить в ней дорогу. Собственно, дороги не было, а были бугры, какие-то лопухи, кусты, неожиданно появлявшиеся перед самым носом.

Но вот показалось что-то особенное, необычное. Вроде бы черное и не черное, с блеском каким-то. Ба, да это же Ларга! Заснула матушка. А вот и понтонные мосты, что ведут на тот берег. Слышно, как солдатские сапоги стучат по настилу. Настил сделан добротно, да и понтоны сами укреплены на совесть.

Слышится чей-то предупредительный голос;

— Осторожней, ребята. Не шуметь.

Ударные корпуса, переправившиеся первыми, уже успели выстроиться в боевой порядок. Три корпуса — три каре: на левом фланге — Боура, в середине — Потемкина, на правом фланге — Репнина. Главная армия, закончив переправу, построилась позади корпусов в каре с длинными боковыми фасами, что обещало им некоторые удобства при движении вперед. Регулярная кавалерия заняла позицию позади пехоты, казаки и арнауты выдвинулись к долине Бибикул, несколько левее корпуса Боура.

Впереди светились огни, разбросанные почти по Всей — высоте, темной громадой возвышавшейся над Ларгой. То были костры неприятельского лагеря. По всему, турки еще не ведали о нависшей угрозе.

— Ну, с Богом, — вместо команды вполголоса произнес Румянцев.

Передовые каре двинулись вперед. Вскоре послышались первые выстрелы. Оказалось, наступавшие наткнулись на вражеских пикетчиков. Турки разрядили свои ружья, не заботясь о цели, вскочили на коней и в тот же миг растаяли в темноте.

— Время скрытного движения кончилось, — определил Румянцев.

Как бы в подтверждение его слов в неприятельском лагере взвились ракеты, вспыхнули соломенные маяки. От маяков стало так светло, что суматоха, поднявшаяся в лагере, представилась как на сцене театра. Татары и турки метались между палатками, размахивая саблями, ружьями. Когда солома догорела и снова стало темно, лагерь вдруг покрылся всполохами от орудийных выстрелов: турки открыли огонь, еще не узнав толком, в какой стороне находится противник.

— Кажется, начинает светать, — оглядел небо Брюс, державшийся возле главнокомандующего.

Румянцев не ответил. Он был поглощен тем, что творилось в лагере. А творилось что-то подозрительное. Неприятельские пушки неожиданно смолкли, и тотчас перед ретраншементом стали сбиваться в кучу конники. Число конников росло с молниеносной быстротой, и вскоре они заняли собой все свободное пространство. Противник готовил кавалерийскую атаку.

— С ума сошли, — покачал головой Румянцев.

Противник допускал явную ошибку. Румянцев знал, что его передовые каре встретят неприятельскую конницу заградительным орудийным и ружейным огнем, и ей, лишенной огневого прикрытия своих войск, придется спасаться за пределами лагеря. Собственно, так оно и получилось. Понеся огромные потери и не причинив наступавшим войскам никакого вреда, конники отказались от атаки и умчались в долину Бибикул.

После бегства конницы турки возобновили огонь. На этот раз палили не только из пушек, но и из ружей.

— Что-то молчит Племянников, — встревожился Румянцев, — я не слышу его пушек.

Тем временем передовые каре продолжали продвигаться вперед. Когда до ретраншемента осталось не более двухсот шагов, солдаты залегли, и перестрелка усилилась.

— Мелисино ко мне, — крикнул Румянцев.

— Я здесь, ваше сиятельство.

Командир артиллерийской бригады генерал-майор Мелисино слыл в армии пушечным богом. Он превосходно знал артиллерийское дело и научил своих людей действовать быстро, точно поражать цель.

— Поставьте батареи между каре Репнина и Потемкина. Весь огонь на главный ретраншемент.

Мелисино не надо было повторять приказ. Не прошло и трех минут, как его батареи продвинулись почти к самой передней линии, развернулись между каре и повели такой губительный огонь, что пальба из главного ретраншемента сразу пошла на убыль.

— Что Племянников? — который раз спрашивал о второй дивизии Румянцев.

— Перешел Ларгу, ваше сиятельство. Выстраивается для атаки третьего и четвертого ретраншементов.

— Добро!

Румянцев был доволен. Коль Племянников начинает атаку, турки усиливать главный ретраншемент за счет левого фланга не будут. Наоборот, они постараются стянуть на тот фланг все, что у них есть.

Момент для решительного штурма назрел. Можно подавать сигнал. Но нет, надобно еще чуточку подождать. Надобно прежде обезопасить фланг и тыл главных сил от нападения неприятельской конницы с долины Бибикул. Не по домам же ускакали татары, могут вернуться в любой час, вернуться и ударить неожиданным образом…