По следам отступавшего противника первыми выступили авангарды Боура и Репнина, затем двинулся корпус Потемкина, после сражения снова переправившийся на правый берег Прута. Румянцев поставил перед ним в качестве главной задачи разведку местности, держа направление вниз по течению реки.

Смелость и решительность Румянцев, как всегда, сочетал с осторожностью. Пройдя от Рябой Могилы шесть верст, он остановился с главными силами лагерем и стал ждать от авангардных отрядов сведений о противнике. Его обескураживало быстрое исчезновение татар и турок. Гусары Боура, Репнина и Потемкина прочесали местность по обеим сторонам Прута на расстоянии до 40 верст, но не обнаружили ни одного вражеского всадника или пешего. Турки и татары словно в воду канули.

Два дня ждал Румянцев достоверных сведений о противнике. На третий день стоянки в лагерь прискакал Потемкин: его разведчики обнаружили большой неприятельский отряд в 30 верстах ниже Фальчи. Потемкин сообщил, что, по показаниям беглого грека, приставшего к русским разведчикам, в турецком лагере до 15 тысяч войск — главным образом спаги и конные янычары. Командует ими сераскир Абды-паша, который спешил к Рябой Могиле на соединение с войсками крымского хана и Абазы-паши, но опоздал.

— Я привез с собой этого грека, и, ваше сиятельство, можете сами допросить его, — сказал Потемкин с видом человека, которому после долгих невезений наконец повезло.

В палатку ввели сухощавого человека, черноволосого и такого загорелого, словно он тем только и занимался, что жарился на солнце.

— Имя? — спросил Румянцев.

— Георгий Варсам.

— Откуда сведения о противнике?

— Я служил у Абды-паши толмачом. — Грек говорил по-русски почти без акцента.

— Вам известны намерения Абды-паши?

— Нет. Могу только полагать, что он намеревается вернуться в Браилов, где с войском стоял раньше.

— Разве он не желает с нами сражаться?

— Абды-паша напуган тем, что произошло у Рябой Могилы. Он верит слухам, что вашего войска двести тысяч.

Румянцев невольно улыбнулся. Напуганной лисе и заяц покажется волком.

— Есть ли в лагере пушки?

— Пятнадцать стволов, ваше превосходительство.

Других вопросов у Румянцева не было. Когда перебежчика увели, он склонился над картой, долго смотрел в нее, размышляя, потом обратился к Потемкину.

— Если грек сказал правду, вам нечего опасаться нападения Абды-паши. Впрочем… — Не досказав своей мысли, Румянцев позвал адъютанта. — Василий, сию же минуту скачите к генералу Боуру. Передайте приказ: пусть сделает движение к Пруту и остановится у Фальчи на одной высоте с генералом Потемкиным. Для переправы корпуса распорядитесь послать понтоны. Граф Репнин останется на левом берегу для прикрытия действий против отряда Абды-паши.

Дав адъютанту задание, Румянцев снова обратился к Потемкину:

— В случае нападения противника Боур вас поддержит. Сами пока на рожон не лезьте. Ждите подхода главных сил.

Потемкин пообещал быть осмотрительным, и вскоре они расстались.

Главные силы выступили в поход в тот же день, поздно вечером. Выступили без барабанного боя — тихо, незаметно. Шли всю ночь. На рассвете разбили лагерь у пролеска на берегу Прута и легли отдыхать. А когда наступил вечер, снова пошли вперед. После второго перехода местом стоянки облюбовали устье реки Серет, впадавшей в Прут.

— Что противник? — потребовал Румянцев доклада от дежурного генерала.

— По донесениям Потемкина, Абды-паша сидит в своем лагере, — ответил генерал.

— Добро, — резюмировал Румянцев. — Объявите командирам, что дальше не пойдем, останемся здесь, пока не перепечем провиант в хлебы.

Командирам дивизий, знавшим главнокомандующего как человека решительного и смелого, такое распоряжение показалось странным. Остановиться ради того только, чтобы напечь хлеба! Разумно ли сие? Пока Абды-паша стоит один, не имея прикрытия, не лучше ли напасть на него с ходу, тем более что по числу воинов он уступает русской армии? Стремиться поражать врага разрозненного, не давая ему объединиться, — разве не этому учил сам Румянцев?

Возникшие сомнения поручено было высказать Брюсу. Как-никак родственники, им легче договориться. Румянцев выслушал зятя со снисходительной улыбкой, как умные люди обычно выслушивают людей, берущихся толковать вещи, о которых имеют весьма отдаленное понятие.

— Как я понял, ты хочешь, чтобы мы немедленно напали на Абды-пашу?

— Мне кажется, такого мнения придерживается вся армия.

Румянцев отрицательно покачал головой.

— Сказать откровенно, поначалу я тоже думал об атаке, но потом решил, что делать этого не надо. Нападение ничего не даст. Абды-паша вообще уклонится от сражения, поскольку принимает нашу армию более сильной, чем она есть. Окружить же его и навязать ему бой мы не в состоянии. У паши даже янычары на конях. А какие у турок и татар кони, ты знаешь не хуже меня. Нападением на него мы только обнажим свои подлинные силы. Паше ничего не составит оторваться от наших войск, гнаться же за ним бесполезно — только людей измучим.

— Это меняет положение, — согласился с ним Брюс. — А мы думали, причина остановки — хлеб.

— Хлеб — тоже, — улыбнулся ему Румянцев. — В нижнем течении Прута, куда держим путь, местность совершенно степная, безлесная, там не найдешь даже охапки хвороста, чтобы испечь хоть один каравай. Так что лучше это сделать здесь, возле дров. Кстати, пока будем печь хлебы, успеет поближе подойти передвижной магазейн с запасами боеприпасов.

— Ты, оказывается, все продумал лучше нас, — сказал Брюс с облегчением.