Мерецков сказал, что раньше он занимался в основном формированием и обучением войск, теперь же ему придётся заниматься переводом вооружённых сил мирного времени на военное положение, укомплектованием кадров личным и конным составом... Всё это важные проблемы, а как у него пойдёт работа на новом месте, справится ли он?

–  Справишься, Кирилл!
– твёрдо заявил Ольшанский.
– Не боги горшки обжигают! А вот у меня возникла проблема: где я возьму человека на твоё место? Твой заместитель ещё молод, опыта у него с гулькин нос.

–  А почему тебе не взять на эту должность начальника оперативного отдела дивизии?
– спросил Кирилл Афанасьевич.
– Мне он нравится: мыслит неординарно, энергичен, смотрит далеко вперёд, а не себе под ноги.

–  Я тоже о нём подумал, но важно всё взвесить, - признался Ольшанский. Он поднял рюмку.
– Давай ещё глотнём, и я пойду. Меня ждёт жена. А ты что будешь делать?

–  Хочу Дуняшу и сынка утром забрать. А насчёт переезда в Москву говорить ей не стану: вот придёт приказ, тогда другое дело. Как считаешь?

–  Разумно!
– поддержал его Ольшанский.
– А вдруг Климент Ефремович раздумает? Такое может быть.

–  Я подожду приказа...
– Мерецков посмотрел на комдива.
– А соберусь я быстро. У меня ничего такого нет, так что с багажом отправлять, как видишь, мне нечего...

Прошла неделя, вторая, а приказа из Москвы всё не было. «Хорошо, что я ничего не говорил жене, не то переживала бы», - взгрустнул Мерецков.

После совещания в штабе округа Мерецков навестил комкора Ольшанского. Тот сидел в штабе хмурый, видно, что-то случилось, и Кирилл Афанасьевич поспешил спросить.

–  Солдат в полку погиб, - тяжело вздохнул Ольшанский.
– Глупая смерть. Командир взвода учил бойцов бросать гранаты. Всё шло хорошо. Но вот гранату взял первогодок, чеку вырвал, а гранату уронил на землю. Ему бы мигом схватить её и отбросить, а он растерялся, сделал два-три шага в сторону, но граната уже взорвалась. Бойца насмерть... Вчера приехала в полк его мать, так плакала, так горевала, что у меня даже сердце прихватило от волнения. Наверное, командующий объявит мне выговор.

–  За что? На учениях и не такое случается...

Ольшанский вдруг спохватился.

–  Боже, я и забыл...
– Он вскочил, достал из сейфа папку с документами.
– Пришёл приказ о твоём назначении, так что собирайся в дорогу...

Мерецков прочёл приказ. Поступил он три дня тому назад.

–  Не сердись, Кирилл, меня выбила из колеи гибель солдата... Ты сразу возьмёшь с собой жену и сына или они приедут позже?

–  Я об этом ещё не думал...
– Мерецков ждал, что скажет комкор, но тот молча клал в папку бумаги.
– Я пойду, Михаил?

–  Иди, Кирилл, и очень прошу тебя завтра же уехать в Москву, не то как бы мне не попало от командующего округом. Если ему позвонит Клим Ворошилов, считай выговор мне обеспечен!..

В комнату Мерецков не вошёл, а влетел.

–  Ура, Дуняша, мы едем в Москву!
– громко крикнул он, закрывая за собой дверь.
– Меня переводят в Московский военный округ. Сам Клим Ворошилов звонил комкору Ольшанскому.

–  Тише, Кирилл, - взмолилась жена, - малыш только что уснул.
– Она подошла к нему, сняла с его головы фуражку и повесила её на гвоздь, вбитый в стенку.
– Садись и расскажи всё, о чём тебе поведало начальство.

–  Я уже всё тебе выложил, - с тихим укором произнёс Кирилл Афанасьевич.
– У меня там будет новая должность, и я доволен, что стану служить под началом Клима Ворошилова. Он меня знает ещё по службе в Первой конной армии.

Дуня осведомилась, когда он едет, и в её голосе он уловил ноты отчаяния.

–  Ольшанский просил, чтобы я уехал завтра, но я не успею собраться.
– Мерецков прошёл на кухню, напился холодной воды и вернулся.

В детской заплакал сын. Дуня поспешила к нему и, взяв его на руки, села на стул, чтобы покормить. Мальчик утих и начал сосать грудь, посапывая. Через час Дуня уложила его снова в кроватку и вышла в прихожую. Кирилл Афанасьевич собирал чемодан.

–  Я тоже поеду с тобой в Москву, - тихо, но твёрдо сказала жена.

Мерецков едва не вскрикнул.

–  Ты что, Дуняша?
– он хмуро сдвинул брови.
– Малышу четыре месяца, сейчас июль, страшная жара, ещё в вагоне простудится. Нет, рисковать не будем! Я устроюсь, мне дадут квартиру, и я за тобой приеду.

Дуня вдруг заплакала, да так жалостливо, что у него захолонуло сердце.

Он подошёл к ней, обнял.

–  Перестань, Дуняша...

Плакать она, однако, не перестала, то и дело утирала платком слёзы.