Стезя
вернуться

Денисов Николай Васильевич
Шрифт:

Праздничное

Оркестров медь, речей разлив, День в барабанном тонет громе. Морозец, лужи остеклив, Храпит, как конь на ипподроме. Багряный цвет поводья рвет, И все горды, что люди – братья. Вот хлынул в улицу народ, Как в распростертые объятья. Опять Авророва заря Взошла в наш утлый купол бледный. И я во славу Октября Провозглашаю тост хвалебный. И пусть убродно, зябко пусть! О, красный день, гори и жарься! Продрог в плащишке, но держусь, Пою о яблонях на Марсе. 1962

* * *

Пыль садится на кромки дорог, В этот час пригоняют табун. Задвигает засов у ворот Светлый первенец лета – июнь. Сеновал приготовил постель, И в ограде, напротив окна, Из бадьи, что поднял журавель, Долго пьет молодая луна. 1963

В детстве

На окошках белые узоры Слишком густо выткали морозы. В куржаке высокие заборы, И скрипят по улице обозы. Санный путь не дремлет, не пустеет, Лошадиным храпом оглушенный. Сеновал за домом зеленеет, На сугробы смотрит удивленно. Пацаненок в клетчатой рубашке Дышит на узоры ледяные: Хорошо бы с горки на салазках! Хорошо, да валенки худые. Санный путь не дремлет, не пустеет, Мягко на возах, как на подушках. А под вечер хата обогреет, Приютит, как добрая старушка. И огонь в печи заполыхает Пусть зима лютует за дверями! И закат, на небе отцветая, Сказочно зардеет снегирями. 1963

* * *

Я уезжал. В окне цвела герань, Сырая осень жалась к подворотне. И сладко так от крепких жарких бань По всей округе плыл дымок субботний. Автобус дожидался у плетня. И день стучал в наличники резные. Совала трешки добрая родня – Зеленые бумажки трудовые. Я денег тех тогда не отстранял, Я принимал их честными руками. Мой трактор возле кузницы стоял, Дыша еще горячими боками. И вот Москва! Взволнован неспроста: Вокруг дома Как в облака ступеньки! Наверное, здесь эта красота И от моей сибирской деревеньки. 1963

В год призыва

Осень дождиком била звонко, Землю вымыв, как на парад. Мы укладывали котомки И шагали в военкомат. А потом в эшелонах тряских Нас в неведомый край везли. Мы несли на плечах солдатских, Как погоны, покой земли. 1963

Матросская ночь

Дудки боцманские отпели, Отзвучали колокола. На разостланные постели Полночь северная легла. Знают только одни пароли, Как сдержать тишину в руках. Хоть бы море проснулось, что ли, Раскачалось бы в берегах! Но спокойна вода. Дыханье Затаила на дне, а зря. Хоть бы звезды из мирозданья В бухте бросили якоря. Эти звезды особой пробы, Так лиричен и окоем. Но устало свернулись робы До команды: Орлы, подъем!» Но не зря еще насторожен Луч прожектора ножевой. Но бурунам, как бездорожьем, Ходит катер сторожевой... 1963

* * *

Я лежу, забывшись, под шинелью, Пропиталась порохом трава. Но баян негромкой мягкой трелью Говорит, что в небе – синева. Бьют в палатки ядра спелых вишен, Ветер носит запахи жнивья. На четыре стороны – затишье. На четыре стороны – друзья. Пролетит, остынет в поле эхо, Снова рада отдыху братва. Лишь порой ударят взрывы смеха – Так, что в роще сыплется листва! Хорошо лежать на травке здешней! В изголовье дремлет пулемет. Завтра вновь учебный бой кромешный, И – ура! За Родину вперед! 1964

проводы

Целый день строевым протопали, Ноги ах как гудят, гудят! У казармы седые тополи Полуночной листвой шуршат. Чуть забудешься, Все забудется: Плац, казарма, луна над ней. Снится улица, снится кузница, Где подковывал я коней. По деревне дорога торная, По деревне четыре дня – Разухабистая «Подгорная» – Разгулялась моя родня. И окрест – по такому поводу! Перепелки не спят во ржи. Праздник что ли? Да это проводы: Провожают меня служить. 1965

Воспоминание

Зябкий вечер. Не спит деревенька. Скудным светом окошки горят. О морозную стукнув ступеньку, Кто-то вышел с огнем фонаря. Стих движок, полумрак в кинобудке. Самокрутки дымят зелено. В старой церкви четвертые сутки Про Чапаева крутят кино. Кончен фильм. И скамейки сдвигают. Осмелели – бояться кого?! А под куполом ангел летает, И махоркой разит от него. Шире круг! И начищенный ярко, Гармонист вскинул русую прядь. Выплывает лебедкой доярка, Ей до Бога рукою подать. А за стенкой метель-завируха, Волчьи стаи скользят далеко. Страшно бабкам. И крестятся глухо, Но однако на сердце легко. С колоколенки, с клироса, с лестниц Устрашающий слышится гул. Но танцует неистовый месяц, Богохульствуя в общем кругу. Лишь «киношник» – он с лампой дежурной! – Спит себе, примостясь па дровах. И в бумажном кружке абажура, Как икона, его голова. Потрудился! Будить его лишне, Может, видит хорошие сны. Он один на деревне «всевышний» – Уцелевшим вернулся с войны. 1965

Утро в тобольском порту

Гудят суда и грузно входят в порт, И дым их труб как будто сросся с небом Уже привел две баржи теплоход – Тяжелые, наполненные хлебом. И огласил окрестность трубный крик, И эхо сникло в безднах Иртышовых. Наверно, онемевшие на миг, Застыли щуки в плесах камышовых. Здесь, под стеной сибирского кремля, Радушные растворены ворота. Неторопливо дышат дизеля, И в руки кранов просится работа. Бросает солнце луч через реку, Высвечивает лица молодые. И я однажды также – по гудку Ступил на эти трапы смоляные. Но начат день, и жизнь в порту кипит, – Над всей Сибирью расправляет плечи. Здесь, на воде, которая не спит, Живут суда совсем по-человечьи. 1965