— Больно далеко, — сказал Женька.

— А мы пораньше выйдем, по зорьке.

— Ну ладно, — согласился Женька.

Они долго шли по туманным росным лугам, по лесным тропинкам и полевым дорогам, пока не завиднелись впереди на холмах первые домики Мстеры.

Здесь, в Мстере, и застала их война. Они вернулись в деревню запыленные, перепуганные, голодные.

Бабушка металась по избе, собирая Женьку в дорогу.

— Ты давай-давай, внучок, — бормотала она, — отца-то и не увидишь, не распростишься.

— Как это не увижу? — удивлялся Женька. — Что ж он, без меня уйдет?

Бабушка оказалась права, отца Женька не застал дома, он был в казармах и дожидался отправки на фронт, Война уже неслась по своим рельсам, внезапная, неостановимая и грозная.

Первое, с чем пришлось столкнуться Женьке, был госпиталь. Он был в той больнице, где еще совсем недавно Женька, лежа на животе, играл в аэроплан. И хитренький веселый старикашка Иван Нарциссович стал вдруг военврачом и деловито носился по коридорам, тесно заставленным койками. И на этих койках, забинтованные, заросшие, злые, лежали, стонали и хрипели солдаты.

Женька сам не знал, зачем сюда приходил, но приходил часто. Он становился возле кровати, невысокий, нахохленный, серьезный, не в силах отвести взгляда от этих лиц, от бинтов с запекшейся черной кровью.

— Дяденька, может, надо чего? — бубнил он тихо.

Иногда ему давали задание, иногда прогоняли. А Иван Нарциссович, однажды заметив его, рассеянно обнял за плечи и спросил:

— Ну как дела, голубчик мой кисонька, как сердечко?

— Хорошо, — сказал Женька и угрюмо высвободился, — здоровый я.

Ночами, лежа в своей кровати в маленьком домике над оврагом, он все ломал себе голову, как ему попасть на фронт, как сделать так, чтобы скорее перескочить через свой возраст, через свой дурацкий несолидный рост и оказаться там, на переднем крае, и бить проклятых фрицев, и отдать свою жизнь и всю свою кровь до последней капли.

Так он и жил. Извелась, почернела на работе мать, на фронте без вести пропал отец, а он вместе с другими ребятами учился, рыл траншеи, сажал картошку, дежурил на крышах и обучался военному делу.

Война откатывала все дальше, все легче было надеяться и все труднее терпеть, но в госпитале раненых прибывало и прибывало, словно там, вдали, была огромная фабрика по их производству, а не война. И хитренький старичок Иван Нарциссович вдруг совершенно неожиданно умер от сердечного приступа.

Его хоронил весь город, и все плакали по нему, по двум его недавно погибшим сыновьям, по тысячам других сыновей. А жена его, тетя Стеша, бледная, в черном страшном платке, все шептала, качая головой:

— Голубчик ты мой, голубчик мой кисонька!

Война кончилась, а об отце все не было никаких сведений. Женя окончил седьмой класс. Он был все такой же небольшой, ладный, темно-русый, с узкими серыми глазами на хмуром мальчишеском лице. Учился он неплохо, но больше нажимал на точные науки, с литературой же, историей и другими такими вещами не очень-то у него ладилось, он был немногословен и упрям.

— Ну Татьяна, ну Онегин, чего рассусоливать-то, — тихо бубнил он себе под нос, — и так все ясно.

Он хотел скорее вырасти, скорее уйти во взрослую настоящую жизнь, но мама сказала ему:

— Женя, что теперь-то школу бросать, война кончилась, отец придет — что скажет? Он ведь у нас ученый был. — Она уж и сама не знала, ждет отца или нет, все у нее перепуталось, но Женю никак нельзя было упускать. — Учись да учись в такое-то время, — твердила она, — уж как-никак проживем.

И Женя остался в школе. Он хорошо знал теперь, чего хочет и куда будет пробиваться потом — в военное училище, обыкновенное, пехотное, строевое, без всяких там штучек. Его увлекала не техника, он искал другого — простоты, ясности отношений, дисциплины и строгости к себе. Он жаждал бескорыстия, нравственной чистоты и служения, и армия казалась ему единственным подходящим для этого местом.

Весной сорок восьмого года он получил наконец аттестат зрелости и послал документы в пехотное училище. Его вызвали.

— А что, Елисеев, — спросил его молодой черноглазый капитан, — отец-то твой где?

— Пропал без вести на фронтах Отечественной войны.

— То есть как это — пропал? — удивился капитан. — Откуда же ты об этом узнал?

— Извещение было. — Женька смотрел так же прямо, не понимая, куда клонится разговор.

— А вы-то с матерью, наверное, искали, расспрашивали?