По замыслу ведущего пятерки лейтенанта Лобанова он и его ведомый младший лейтенант Гузов входили в ударную группу, а на звено младшего лейтенанта Трошина возлагался отвлекающий маневр.

Пятерка шла строем, крыло в крыло. Летчики настолько сработались, что понимали друг друга с полуслова, с полужеста. Еще бы! Каждый день приходится вылетать на боевые задания, и даже по нескольку раз.

Петр Гузов поглядел на землю. Под истребителем проплывал вытянутый к югу длинный полуостров Сырве. Берега его по обе стороны четко обрамляла густая синь моря. Солнце било в глаза, мешая смотреть вперед. А ведь скоро и Ирбенский пролив. Как бы стороной но проскочить вражеские корабли. С высоты двух с половиной тысяч метров они покажутся игрушечными.

Ровно гудел мотор. Истребитель устойчиво держался в воздухе. Гузов любил свой послушный самолет, которому, полностью доверился еще во время воздушных боев с белофиннами в 1939 году. Он участвовал во многих боях с фашистами, и ни разу верная «чайка» не подвела его. Бок о бок с ним шли лейтенант Лобанов, младшие лейтенанты Трошин, Конкин и Дворниченко. И сейчас — в который уже раз! — они вместе идут топить вражеские суда.

Под крыльями заблестел Ирбенский пролив. Показалась темно-сизая полоса противоположного латвийского берега, а слева по ходу, вблизи этой самой полосы, замаячили пять точек — немецкие транспорты и морские охотники.

— «Чайки», начинаем работу! — донесся в наушниках голос ведущего.

Группа тотчас разделилась. Трошин с ведомыми Конкиным и Дворниченко резко пошел на снижение, направляясь к латвийскому берегу. Лобанов и Гузов, не меняя курса, промчались по прямой и, когда цель осталась сзади, развернулись. Солнце теперь оказалось за их спинами. Гузов быстро отыскал звено Трошина, которое, прижимаясь к латвийскому берегу, подлетало к кораблям.

— Атакуем бомбами! — приказал Лобанов, ложась на боевой курс.

Гузов в точности выполнил маневр ведущего. Его «чайка» приближалась к цели. Под ней уже ринулось в атаку звено Трошина, отвлекая зенитный огонь на себя. Отчетливо были видны белесые нити, опутывающие вражеские суда: «чайки» обстреливали транспорты реактивными снарядами.

Отвлекающий маневр звена советских истребителей довольно быстро был разгадан немецкими зенитчиками, и они обрушили встречный огонь по двум новым самолетам, стремясь помешать их прицельному бомбометанию. Лейтенант Лобанов тотчас изменил первоначальный замысел, сбивая с толку зенитчиков врага. Его «чайка» пошла по прямой, чему вначале удивился даже Гузов. Когда же истребитель оказался над транспортами, Лобанов вмиг перевернул его через правое крыло, вогнав почти в отвесное пикирование. Гузов понял блестящий по мастерству маневр ведущего и устремился за ним. Он знал: маневр предельно опасен, зато выход на цель точен. «Чайка», набирая скорость, стремглав падала на корабли. Мотор уже не рокотал, а выл, оглашая море раздирающим воем. Палубы транспортов и морских охотников все ближе и явственнее, с них ошалело били зенитные пулеметы. Трассы пуль проносились со всех сторон, казалось, они чудом не задевали пикирующую «чайку». Нет, теперь никакой огонь не спасет транспорт, этого, видимо, не поняли немцы и потому стреляли бесприцельно. Гузов видел мечущиеся фигурки врагов. «Еще ниже, еще… Молодец Лобанов! Точнее попадем», — беззвучно шептали его пересохшие губы.

Кажется, они пикировали целую вечность, настолько велико напряжение. И наконец самолет ведущего полез вверх. Гузов резко потянул ручку управления на себя, и «чайка» вышла из пике, стала набирать высоту. Мотор натужно загудел, работая с перегрузкой.

Гузов посмотрел вниз: все четыре бомбы взорвались возле самых бортов двух транспортов.

— Э, черт, промазали! — в сердцах выругался он. Тут же услышал в наушниках резкий голос Лобанова, тоже недовольного результатом бомбометания:

— Атакуем!..

Новая атака. Один из морских охотников уже горел: его подожгло звено Трошина. Выйдя на дистанцию залпа, Гузов выпустил два реактивных снаряда по надстройкам головного транспорта. Зашел в третью атаку и опять пуск. С высоты хорошо было видно, как снаряды разрушали надстройки, взрывались на палубе, поджигая вывороченные доски. При четвертом заходе его внимание привлекла «чайка» младшего лейтенанта Конкина, с небольшой высоты пикирующая на концевой транспорт. «Что он, с ума сошел? С такого-то близкого расстояния…» — подумал Гузов о боевом товарище, с которым вместе десятки раз доводилось летать на задания.

— Выводи… выводи!.. Конкин!.. — донесся взволнованный голос лейтенанта Лобанова.

Самолет Конкина, не выходя из пикирования, врезался в корму концевого транспорта. Удар был такой силы, что вражеское судно глубоко осело в воду, задрав нос, и тут же вспыхнуло свечой.

Все это произошло в считанные секунды; летчики были потрясены самоотверженным поступком своего товарища. Должно быть, смертельно раненный младший лейтенант Конкин, собрав последние силы, бросил свою верную «чайку» на таран ненавистного фашистского корабля.

— «Чайки», ата-аку-уем! — призывно донесся голос Лобанова, и самолеты, перестроившись в круг, набросились на суда, обстреливая их из пулеметов. Один заход следовал за другим, летчики вкладывали всю злость в пулеметный огонь, желая лишь одного — отомстить за героическую смерть Конкина. Гитлеровцы давно уже перестали стрелять из зениток, их вообще не было на палубах, над которыми в безумном вихре кружились советские самолеты.

Подбитый Конкиным транспорт встал почти вертикально. Огонь вдруг смешался с клубами белого пара, закрывшего задранный нос судна. Гузов почувствовал, что его пулеметы больше не стреляют — кончились патроны.