Помимо опасности, исходившей от злых духов и разбойников, чаще всего угрозу представляла скрытая во мраке окружающая природа: упавшие деревья, густой подлесок, крутые спуски и глубокие ямы. Даже короткий путь к соседскому дому подчас изобиловал трудностями, равно как и возвращение в собственное жилище. Вернувшись от пациента в десять часов вечера, врач из Новой Англии записал: «Довольно неприятная поездка, ненастный вечер, пасмурно, темно, трудно было не сбиться с узкой дороги». Для Сары Каупер темнота, источник бесчисленных опасностей, была «явлением, лишающим нас возвышенных чувств, пресекающим или разрушающим всякую возможность движения». К темноте, отмечала она, «мы питаем совершенно естественное, справедливое и необоримое отвращение»15.

Простому люду помогали традиционные знания и усвоенный с детства опыт наблюдения за природой. Хотя соседние графства могли казаться неведомыми дальними странами, родные приходы, по утверждению многих, были известны каждому жителю селений до мельчайших подробностей. В его памяти были навсегда запечатлены все канавы, пастбища и живые изгороди. Такие игры, как, например, популярная в большей части Англии игра «Обойди вокруг деревни», с раннего возраста знакомили детей с местностью, в которой они проживали. Той же цели служили рыбалка, сбор трав и выполнение мелких поручений. Предупрежденные взрослыми о таящихся в ночи угрозах, дети учились вести себя вне дома с особой осторожностью, как это делают животные, — с наступлением темноты и те и другие держались подальше от прудов, колодцев и прочих небезопасных мест. В больших и малых городах для детворы постоянными ориентирами служили вывески, двери домов и переулки. Ребенком Жак-Луи Менетра досконально изучил парижский портовый район, где играл в прятки и ночевал, когда жестокий отец выставлял его из дому. Такие уроки иногда стоили дорого. Спасаясь от отчима, крестьянский мальчик Валентэн Жамери-Дюваль упал в грязную волчью яму, в которой просидел до утра. «Непроглядной дождливой ночью» четырехлетний пастушок Ульрих Брекер бежал через луг и кубарем скатился с откоса в бурный ручей. Отец спас мальчика, но на следующее утро привел его обратно к ручью. «Смотри, сынок, — сказал он, — здесь неподалеку ручей срывается со скалы прямо вниз. Если бы тебя унесло течением, ты сейчас лежал бы там мертвый»16.

Конечно, к подростковому возрасту большинство людей уже осваивали тропинки, петляющие по деревенским полям, и узкие переулки, пересекающие извилистые городские улицы. «Не бойтесь, — как-то ночью успокаивал своего друга один берлинец. — Я знаю улицы родного города как свои пять пальцев». По утверждению Леона Баттисты Альберти, даже в сумерках «те, кто по опыту знаком с окрестностями и видел их при свете дня, узнают и точно назовут само место, а тем паче имена тех, кто там живет»17. Только зимой, во время сильного снегопада, местность может показаться неизвестной, притом что обозревать ее путнику гораздо легче. По этой-то причине в 1789 году двое пенсильванцев утонули в реке Саскуэханна. «Поскольку ночь была темная, а дорога занесена снегом, они сбились с пути» и провалились под лед18.

Человеческий глаз меньше чем за час приспосабливается к темноте по мере того, как радужная оболочка расширяется, чтобы воспринять достаточно света. Несмотря на ухудшение восприятия цветов и их интенсивности, периферическое зрение может, наоборот, обостриться. В темноте люди видят лучше, чем большинство животных, которые становятся практически слепыми. Вполне вероятно, что ночное зрение тех поколений делалось острее благодаря употреблению сочных овощей и свежих фруктов, богатых витамином А, хотя доступны они были только весной и летом. Умеренное употребление алкоголя, который был неотъемлемой частью стола того времени, также помогало лучше видеть. Как известно, некоторые демонстрировали исключительную способность видеть в темноте, обладая так называемым кошачьим зрением. Корреспондент журнала Gentleman's Magazine описывал людей, чье зрение почти не уступало зрению «кошки, совы или летучей мыши»19.

Кроме того, в дорогу брали фонарь или факел. С толстым скрученным пеньковым фитилем, пропитанным дегтем, смолой или салом, один такой факел мог весить до трех фунтов. Фонари были легче, но зато и светили не так ярко. Фонарь представлял собой металлический каркас цилиндрической или кубической формы, с ручкой наверху, внутри которого находилась свеча, защищенная роговыми пластинами. Также использовались кожа, слюда и стекло. Некоторые фонари, сделанные целиком из металла, пропускали свет через перфорированные отверстия. Начиная со второй половины XVII века, с развитием в Великобритании стекольного производства, популярность начали приобретать фонари из листовой латуни под названием «бычий глаз», в центр которых вставлялась стеклянная линза, увеличивающая источник света20.

В темные ночи люди состоятельные обычно высылали вперед слугу, чтобы тот освещал им путь, а любезные хозяева посылали лакеев проводить гостей до дому. Когда же сам хозяин возвращался домой затемно, прилежные слуги знали, где его встретить. «В начале переулка Сент-Клементс встретил Сэма, который вышел мне навстречу с фонарем», — записал Роберт Сандерсон в 1729 году. В датском городе Роскильде гильдия кузнецов обязывала слуг встречать своих хозяев с фонарями, свечами и посохами. Богатые путешествовали с большим размахом. По улицам города, держа поднятые вверх факелы, рядом с экипажами бежали лакеи. Иногда перед экипажем, освещая дорогу, шел «лунный человек», который держал шарообразный фонарь — «луну» — на конце длинной палки21.

Во многих городах за невысокую плату можно было нанять факельщика. Как правило, это были дети-сироты или просто подростки из бедных семей, которых нужда заставляла освещать дорогу прохожим, неся перед ними факел или — реже — фонарь. В некоторых районах Англии их называли «проклятые луной» — из-за ущерба, который мог быть нанесен людям этой профессии при лунном свете. В Лондоне факельщики собирались в таких известных местах, как Темпл-Бар, Лондонский мост и Линкольнз-Инн-Филдз. Сэмюэл Пепис иногда пользовался услугами факельщиков, возвращаясь домой в Тауэр-Хилл. В Венеции факельщиков звали codeghe, во Франции — porte-flambeaux или, если имелся в виду носильщик фонарей, falots. «Вам посветить?» — кричали они на улицах Парижа. Луи-Себастьян Мерсье радовался: «Услуги факельщика создают удобство и обеспечивают безопасность для тех, кого дела или удовольствия вынуждают поздно возвращаться домой»22. Впрочем, в Лондоне факельщики имели сомнительную репутацию из-за сговоров с уличными головорезами. «Воры с фонарями» — называл их Даниель Дефо. Многие жаловались, что они заводят подвыпивших клиентов прямо в лапы грабителям и в самый критический момент гасят факелы. Джон Гэй предостерегал:

Дефо ратовал за введение в Англии строгой системы, действовавшей в Париже на протяжении большей части XVIII века, при которой все факельщики должны были иметь лицензию. В дореволюционной Франции же, напротив, носильщики фонарей приобрели дурную славу за то, что служили шпионами. «На короткой ноге с полицией», — отмечал Мерсье, одобрявший их «вклад» в общественную безопасность. Правда, клиентам удавалось сохранить если не свои секреты, то свои деньги23.