Шрифт:
В одной из своих статей однажды тов. Нодель сказал, что наша школа новых людей не создала. Жизнь и факты говорят другое. За год своей работы партшкола, наша школа, сделала нас совершенно новыми. Новыми глазами мы смотрим на мир, по-новому думаем, по-новому относимся друг к другу.
Многое мы пережили за этот год, многое передумали, перечувствовали. У многих из нас этот год был переломным, решающим годом. А у всех поголовно — годом формирования.
В. Хоружая
Газета «Красная смена», 3 февраля 1923 г.
НА СРЕДСТВА НАСЕЛЕНИЯ
Минск, 20 января. В Минском уезде население взяло все сельские школы на свое содержание. Учительство обеспечено. Школы снабжены топливом и пособиями.
(«Правда», 28 января)Трудно надеяться на то, что все школы Белоруссии могут сказать про себя: «Учительство обеспечено, есть топливо и пособия».
Всевидящее око комсомольской ячейки должно заглянуть и в этот, до сих пор еще темный уголок. У нас не должно быть ни одной школы не отопленной, с голодающим, нищим учителем. Надо пустить все средства в ход. Агитировать, убеждать, разъяснять, подталкивать сельсоветы.
Договор заключен. Но и на этом комсомольцам успокоиться нельзя. Ведь как только население станет снабжать школу, кулачки и пройдохи там всякие тотчас же позаботятся школу к своим рукам прибрать и учителем командовать. Ведь не редки случаи, когда, как это было в Тверской губернии, кулаки заявляют учительнице:
— Ведь хлеб-то ты, милая, наш жуешь. Значит, нас и слушаться должна. Желаем, чтобы ты детей наших закону божьему обучала.
У нас таких случаев быть не должно.
— Хлеб для школы — кулацкий, а влияние — комсомольское! — говорим мы.
И перед деревенской ячейкой открывается новый фронт — школьный. Прибавляется еще одно условие для того, чтоб ячейка могла считаться хорошей. Лишь та ячейка хороша, где и школа работает и учитель не голодает, — вот что должны помнить ребята комсомольцы.
В. Хоружая
Газета «Юный пахарь», 8 февраля 1923 г.
КАК МЫ ПРИНЯЛИ ПЕРВЫЙ НОМЕР
«Красной смене» — к ее годовщине
Это было во время II Всебелорусского съезда, весной 21 года. Наши ребята уехали на съезд, а мы с нетерпением ждали вестей из Минска, и было у нас немножечко скучновато. Сидим это мы в угоркоме, о делах толкуем, как вдруг — почта!
— Даешь! Ну, что-то новое? Ну, давайте сюда!
Мигом обступили, сверлим глазами пакет, разворачиваем: «Красная смена».
— А это что за штука такая?
Огромными буквами по верху светло-серого листа: «Красная смена» и помельче: «Орган Центрального Комитета КСМБ».
— Да это наша комсомольская минская газета! Эге-ге-ге! Даешь, скорей! Ну-ка покажи!
— Мне, мне дай!
— Да погоди, я еще и сама не видела.
— Хлопцы! Давайте вместе читать все, все вслух!
— Да, да, скорей в сад идемте…
Все переворачивая на своем пути, высоко над головой держа драгоценную газету, ураганом мчимся в сад. Уселись, улеглись, все в кружок, поближе к газете.
— Ну читай, скорей, скорей! Ой, мои ноги, ноги придавили, ребята, полегче!
— Да ну тебя к черту с ногами, без ног жив будешь!
— Тише, молчите же! Читай, читай скорей!
— Да дайте хоть отдышаться, дух перевести…
И быстро-быстро, еле переводя дух от волнения, от радости, от поднятой суматохи, начинаю читать. Но как просто, хорошо написано, ну, совсем как мы разговариваем! Это было самое первое впечатление.
— И картинки есть?
— Да ну? Покажи, покажи!
— Кле-щи!
— Эй, хлопцы, клещи схватили буржуйчика и давят!
— Ха-ха-ха! Ловко, ну и «Смена»! Молодцы ребята!
И опять впились глазами, навострили уши. Дошли уже до подвала (тогда, конечно, я не знала, что нижняя статья так называется). Читаем про каких-то американских и русских мальчиков, о письмах, о Советской России. Не помню уже сейчас, о чем там речь шла, но только всем нам ужасно понравилось. Восторгались единодушно, читали, перечитывали, повторяли отдельные выражения. Пролетели всю газету.
— Ей-богу, хорошо!
— Ну и газета! Это тебе не «Звезда молодежи!».
— Куда там, сравнил!
— «Звезда» какая-то серая, дохлая, скучная. А эта — все отдай, и мало!
— Ура-ра!
И высоко вверх подбрасывали измятый, читаный и перечитанный лист сероватой бумаги. Долго сидели на траве под цветущими деревьями, еще и еще рассматривали и читали газету — говорили о ней, хвалили.
И сразу она как-то стала такой близкой, такой родной, несмотря на то, что Минска, откуда она была прислана, мы и в глаза не видели. Никогда не видали и не знали и писавших в «Смене» С. Климова, М. Шейрмана и других, несмотря на то, что о нас, читавших, там не было ни одной строчки. Бережно, аккуратно складывали газету, прятали, спорили, кому держать ее, потом разворачивали, опять читали и с нетерпением ожидали второго номера.