Выступает секретарь ЦК комсомола Белоруссии товарищ Соскин. Какая вера чувствуется в его речи, какая твердость! Мы сильны! Мы много сделали, сделаем еще больше… Приветствует Коммунистическая партия. Приветствуют Красная Армия, совет профсоюзов. Горячо, сильно, сердечно. Чувствуют за собой крепкую, надежную смену. И сами заражаются комсомольским энтузиазмом. У стариков звонче голос, блестят глаза.

Говорит комсомолец матрос Кроль. Он не умеет красиво говорить, он-де этому не учился, зато хорошо научился вертеть колесо штурвала. Теперь он горячо приветствует своих новых товарищей-военморов.

И волна энтузиазма растет, вздымается выше, захлестывает зал… Дунаевский. Высокий, огромный. Увлекается во время выступления, увлекает слушателей, орет на весь зал, широко размахивая длинными руками. И зал заглушает его бурей аплодисментов.

Ячейки преподносят уезжающим скромные подарки. «Вот эти папиросы — нашего производства. На коробке написано „Коммунар“. Так будьте же самыми лучшими коммунарами», — говорят табачники. Тут и платочки, и книги, и еще какие-то таинственные свертки.

А вот и сами будущие моряки. От имени всех — Петька Радин. Не может вылиться словами, их не хватает — скупые слова. Голос рвется: «Мы не опозорим комсомол! Победим или умрем!»

Застонал «Интермол» [1] от грома аплодисментов. Звуки оркестра. Буря голосов: «Качать, качать их!»

И будущие моряки выдерживают первую качку. А заодно с ними — и гости.

Неужели кончено? Да как же так? Ведь яркий свет. Зал полон. Зашевелились, зашумели. «И я поеду во флот! Не останусь тут! Еще не поздно, завтра я с ними уеду зайцем, — волнуется паренек. Он 1902 года. Отслужил уже во флоте два года добровольцем, умолял райком послать его снова. Отказали. И вот теперь он клянется уехать зайцем. — Ничего, там не прогонят!»

Возвращаемся с собрания. Странно. На улице легкий мороз. В ушах все еще звенят слова — звонкие, сильные, смелые…

— А говорили — концерт будет, — нарушает тишину товарищ.

Да к черту концерт! Какая музыка может сравниться с той, что была на собрании?!

В. Хоружая

Газета «Красная смена», 6 января 1923 г.

Трудно говорить теперь об итогах прожитого года. Результаты работы мы почувствуем после. Там, на работе. А теперь обо многом еще и сами не знаем. Не было возможности и надобности ему проявиться. Одно теперь особенно ясно чувствуется — это то, что год прошел необычайно быстро, ярко. Промелькнул — и нет его. Как будто вчера еще было.

Хочется учиться, сильно чувствуется недостаток знаний. А мечта о партшколе такая далекая и такая прекрасная! Сколько мольб, просьб, стараний, а некоторым ребятам даже саботаж пришлось употребить, чтобы попасть в партшколу! Почти совершенно безграмотные политически, а некоторые из нас и вообще малограмотные, мы теперь, через год, с удовольствием видим, что свободно читаем и прекрасно понимаем любую статью в «Правде», легко слушаем доклад в агитпропколлективе ЦБ [2] и даже можем поспорить кое о чем с докладчиком, иногда подмечаем и у него ошибки.

Какими смешными, маленькими кажутся нам теперь те доклады, которые приходилось читать до школы, и все наше дошкольное миросозерцание! Но этого мало. Мы стали не только политически грамотными, мы научились жить в коллективе, мы изжили многое дурное, скверное в наших характерах. Мы умеем теперь жить совершенно без своего пайка, без своего пальто, своей шапки. У нас нет больше девочек и парней, все — ребята, все имена оканчиваются одинаково: на «ка».

А год тому назад наш беспартийный Шеель сладеньким голосом говорил: «Я извиняюсь, барышня, будьте настолько любезны, скажите, пожалуйста, который час»

Многое сделали наши вечера спайки. Надо и им отдать должное.

Ярко бросается в глаза, неприятно поражая, шумливость наших собраний. Но и это вполне понятно, объяснимо. Ведь собрались все люди — активисты, энергичные, мыслящие, привыкшие руководить, управлять, организовывать. Ясно, трудно уложить себя в рамки и сидеть пай-мальчиком на собрании, сложив ручки и только аккуратно поднимая и опуская их во время голосования. Мысль бойко работает, разбираемый вопрос живо интересует, затрагивает всех, вот и не совсем спокойно выходит. Странного тут ничего нет. Незачем и в набат бить.

А если кто-нибудь хочет видеть наших курсантов, каковы они есть, пусть придет на собрание какой-нибудь комсомольской ячейки. Там он увидит, каков он на работе, самый шумный и неспокойный из наших курсантов. Но и это не все.

В школе мы научились сами, без указаний со стороны, строить свою жизнь, управлять собой. Система широкого самоуправления сыграла свою роль. Почти все курсанты побывали в двух-трех комиссиях, старостах, бюро ячеек. Открылись новые способности, выдвинулись новые организаторы.