Шрифт:
Душой в неведомый предел,
В иную жизнь и в мир иной,
Ведом таинственной судьбой.
Но, громким смехом разразясь,
Самьель ответил: «Что за связь
Между тобой, мужик, и им,
Потомком княжеским, каким
Теперь он признан? Неужли
Ему таскать с мукой кули?
Но вот послушаем, что нам
На это скажет мальчик сам?»
От сна очнувшийся тогда,
Ребенок вспыхнул от стыда
И, заикаясь, дал ответ:
«Мне жить не скучно здесь, о, нет!
Наш старый Джоп, лесной стрелок.
Дает мне каждый день урок
В стрельбе из лука, и сказал,
Что я на столько ловок стал,
Что через год (я, сэр, не лгу!)
Явясь на стрельбище, могу
Взять приз, за коим в Юрьев день
Из всех соседних деревень
Валит народ в наш городок —
Добыть флоринов кошелек.
Здесь много дичи, всяких рыб!
Взгляните, сор, в любой изгиб
Реки; вы видите везде
Круги на зеркальной воде:
Ведь это сильный шереспер
Хватает мух, могуч и скор.
А там, под тенью камыша,
Лежат, не движась, чуть дыша,
Громады жадных щук. Когда жь
Исчезнут ласточки, в край наш
Летят бекасы, кулики,
И утки над руслом реки
Так низко тянут, что чуть-чуть
Что не купают в волнах грудь.
На нивах вьются чибис
а
И всюду слышны голоса
Скворцов. Поверьте, сэр, наш край
Весь круглый год небесный рай».
Взглянув сурово на него,
Самьель прервал вдруг речь его:
«Клянуся честью, парень глуп,
Лицом красив, да смыслом груб!
Но не робей! ты в лучший край
Идешь теперь. Ну, друг, прощай!
Смотри ж, соседям ни гу-гу
О том, что нового слугу
Нашел король. Чрез год, чрез два
Твой сын узнает их едва!
Но ты нашел не даром клад,
Ему ты вечно будешь рад.
Смотри, вот видишь кошелек:
Тебе он долго будет в прок!
Ступай же, мельник, распусти
Свою артель, гуляй, кути.
Тут столько денег, что куплю
Тебя и мельницу твою».
И он пошел. Но Михаил
Стоял, задумчив и уныл.
Исчез его волшебный сон;
Он был унижен, оскорблен
Насмешкой сквайра, и слеза
Ему туманила глаза.
Пока наш мельник слал вослед
Прощальный мальчику привет,
Самьель, еще угрюмей став,
Ногой притопнул, рвал рукав,
И Михаил, страшась угроз,
С глазами влажными от слез,
Навек покинул край родной
И дом с счастливой тишиной.
Но тут к нему из-за угла
Старушка тихо подошла
И, принимая на груди,
Сказала: «Милый мой, прости!
Мой сын! За то, что столько лет
Тобою красен был мне свет,
Теперь грущу всем сердцем я.