На этом пути требуется колоссальная работа, которая по плечам только стойким и сильным Духом — тем, кто решил любой ценой отвоевать Жизнь1 в постоянной Незримой Битве2 с самим собой, одолевая одну за другой, в последовательном высвобождении из-под их власти, слепые тенденции, господствующие во внешнем человеке.

Что же касается возможных результатов такой эволюции, то в Священном Писании можно найти совершенно ясные на этот счет указания. Писание утверждает, что наступающая эпоха — Цикл Святого Духа (см. т. I, гл. XVIII, § 9) — будет характеризоваться наличием всех условий, облегчающих внешнему человеку доступ к эзотерической работе, благодаря которой он сможет стать новым человеком — хозяином самому себе.

По выражению св. Павла, чтобы облечься в нового человека, нужно совлечься человека ветхого (Эфес 4: 21—24; Кол 3: 9), — «совлечься», разумеется, до конца, т. е. не просто получить некое символическое посвящение: необходимо внутренне полностью приобщиться к тайне Голгофы, распнувшись сердцем, чтобы умереть, — в надежде воскреснуть.

1 «Вечную». — Прим. ред.

2 Здесь и далее — собственно отсылка на известное в православной аскетической практике, в качестве настольного пособия, сочинение НикодимаАгаорита«НевидимаяБранъ».— Прим. ред.

Так открывается истинный смысл Воскресения: оно есть организующая усилия человека его конечная цель, достижение которой возлагает на него всю полноту его личной ответственности и обязывает сознательно исполнять отведенную ему роль1.

Итак, обратимся к Писанию, чтобы извлечь из него по возможности все, что можно его посредством узнать о Воскресении.

(2)

Под «воскресением» в Библии понимается предшествующее Судному Дню восстановление человеческих тел для воссоединейия их с душами, которые они некогда облачали.

Сопутствующие пророчествам о Воскресении те или иные его описания можно найти в разных книгах Ветхого Завета (Иов 19: 25—27; Иез 37: 1—14); сам сюжет нередко привлекал религиозных живописцев — на их картинах люди во плоти предстают перед Верховным Судией, вершащим их окончательную участь. Такое образное представление, в сопровождении тех или иных уточняющих деталей, вполне вписывается в различные толкования этой темы и само по себе ничуть не противоречиво. Как искра Божества, душа бессмертна, т. е. выше самой необходимости воскрешения. Напротив, логично предположить возможность и необходимость возвращения к жизни нашей плоти, какой она представляется нашим органам чувств. У древних иудеев был, впрочем, несколько иной взгляд на эту проблему. Саддукеи, например, вообще не верили в воскресение: для них, как для доморощенных рационалистов2 , было несомненно, что вместе с телом умирает и душа. Примечательно, что такую точку зрения даже правоверные иудеи не считали ересью; саддукеев не только допускали в синагоги, но и возводили в жреческий сан.

В понимании же тех, кто не разделял воззрений саддукеев, воскресение являлось естественным и неизбежным следствием бессмертия души. Но это мнение не было общепринятым, а потому не воспринималось как наделенное статусом догмы.

1 О «роли» каждого в жизни как «фильме» см. т. I, гл. XXI, §§ 9—15. —Прим. ред.

2 Иосиф Флавий. «Иуд. война». II, VIII, 14; «Иуд. древн.». XVIII, I, 4. Для современного читателя должно быть вполне очевидно, что спор между саддукеямии фарисеямипо поводу бессмертия души самим своим возникновением обязан смешению понятий — в ту эпоху еще смутных и не выкристаллизовавшихся, истолковываемых и используемых, как правило, совершенно произвольно. В контексте затронутой темы ее здесь толкование можно свести в общемк следующему: душа- Личность, достигаяВторого Рождения еще в этой жизни, умирает вместе в телом; а живая, или бессмертная Душа, — божественная искра в человеке, его Истинное Я как истоки основа его Индивидуальности, — остаетсянеизменнойипосле смерти физического тела, поскольку она изначально бессмертна.

Вообще ко времени пришествия Христа вопрос о воскресении души рассматривался иудеями скорее как предмет схоластического спора, а не как реальная проблема, имеющая вполне практическое значение.

(3)

При таком-то общем состоянии умов саддукеи, как упоминается в Евангелии, просто не могли не задать Христу каверзный вопрос, рассчитывая поставить Его в тупик: чьей женой станет после воскресения вдова шести братьев, вышедшая замуж за седьмого? Христос дал исчерпывающий ответ, всего лишь указав, что у единой реальности — два аспекта:

« "Заблуждаетесь, не зная Писаний, ни силы Божией; ибо в воскресении ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божий на небесах. А о воскресении мертвых не читали ли вы реченного вам Богом:

'Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова'? Бог не есть Бог мертвых, но живых ".

И слышав народ дивился учению Его» (М$ 22: 23—33; Мк12: 18—27; Лк20: 27—40)1.

При таком толковании затронутая здесь тема приобретает совершенно иной смысл.

При том, что в Евангелии содержится множество упоминаний о всеобщем Воскресении как несомненном и самоочевидном (Мф 24: 31; 25: 32, 33, 46; Мк 13: 27; Лк 14: 14; Ин 5: 28—29; 6: 39—40, 44), в нем вводится также нечто принципиально новое сравнительно с Ветхим Заветом: понятие индивидуального воскресения мертвых. В древнейших книгах такого рода воскресение не только не упоминается, — в них не редкость идея явно противоположная: человек падет и уже не встанет (Иов 14: 12; Пс 40: 9; 42: 17; Амос 8: 14).