Я лихорадочно металась по спальне, стараясь найти такое одеяние, которое говорило бы: «Когда наш малыш отправится спать, я хочу так любить тебя, чтоб у тебя из мозгов пар пошел. Но все-таки не хочу выставить себя слишком развратной или доступной». Я три раза помыла голову и привела в порядок волосы, дважды побрила ноги, втерла в них столько лосьона, что Картер мог бы запросто потереться о них после бритья и не было бы у него никакого раздражения. Стоя у комода с зеркалом в глубокой задумчивости, я полчаса вертела в руках белые кружевные мини-трусики. При этом не забывая держать полотенце, в которое была завернута, сдавливая себя локтями по бокам возле груди. В конце концов я с трудом разжала локти и зашвырнула белое белье обратно в ящик. Белое – для девственниц. А я девственницей быть не хотела. Хотела быть ненормальной – ненормально крутой девицей, носящей красное белье. В рамках разумного, конечно.

Зазвонил мобильник, и я, сражаясь с полотенцем, шарила по комоду, пока не наткнулась на телефон. Нажала кнопку и прижала его плечом к уху.

– Надевай красное кружевное, мальчиковые шортики с поясом ниже талии и поддерживающий лифчик того же цвета.

– Лиз, какого рожна? Откуда ты… я ведь не… – залепетала я в трубку.

В трубке послышался театральный вздох:

– Знаешь, ты, моя неотразимая подружка, раз уж ты не удосужилась сообщить мне, что вечером собираешься протрястись на экспрессе «Картер», мне пришлось узнавать об этом из другого источника.

– Лиз, я сама об этом узнала всего тридцать минут назад. Клянусь, собиралась позвонить тебе. И все же, как ты узнала?

– А-а, Джим встретил Картера в бакалейной лавке, где тот презервативы покупал – самого маленького размера. Я и не знала, что их и детских размеров делают.

– Ха. Ха. Ха. Очень смешно, – язвительно отозвалась я. – Кстати, о выдающихся способностях. Что-то в последнее время ты не делилась со мной стыковочными данными. Что, Джим решил отдохнуть от изучения твоего бездонного ущелья?

Тут ко мне в комнату зашел Гэвин. За спиной у него висел рюкзачок, разрисованный игрушечными фигурками. Мысль о ночевке в доме Картера очень его будоражила. Он убедил меня, что сам сумеет собрать свои вещи. Придется мне незаметно, когда он отвлечется, проверить, что он напихал в рюкзак. В прошлый раз, когда мы отправлялись к деду, он уложил один грязный носок, восемь мягких игрушек и пластиковую вилочку.

– Лиз, я должна бежать. Пришел твой крестник, и мне надо закругляться, – объяснила я, меж тем как Гэвин вскарабкался на кровать и принялся прыгать на ней, как на батуте. Я щелкнула пальцами и жестом указала на постель. Он тут же вытянул ноги вперед и шлепнулся на попу.

– Не забудь уложить что-нибудь детское от аллергии и липкую ленту-герметик. Тебе вовсе не к чему, чтоб кто-то орал: «Мамочка», когда вы с Картером будете в самом разгаре увлекательного процесса. И учти: как бы ни старался Картер уверить тебя в обратном, если мужчина говорит об этом, все было совсем не так круто. Совсем. Поверь мне.

Зачем она меня нервирует? Мне вовсе не хотелось представлять себе Джима, елозящего по Лиз и вопящего при этом: «Мамочка!». Картинка сама промелькнула у меня в сознании. Я быстренько отключила мобильник и схватила из второго ящика комплект красного нижнего белья. Лиз подарила мне его года два назад, чтоб я надела на свидание с каким-то незнакомцем, которое она же и устроила. Парень явился на час раньше и спросил, не могли бы мы скоренько все закончить, а то ему бежать надо. Наверняка машину папе нужно было вернуть и в комнате у себя порядок навести до мамочкиного прихода. Стоит ли уточнять, что магазинный ценник с красного кружевного белья так и не был срезан?

Я, извиваясь, застегнула лиф, а Гэвин, сидя на кровати, внимательно разглядывал меня в зеркале. Судьбе было угодно довольно рано щелкнуть меня по носу, чтобы было понятно: если у тебя есть малыш, то наедине с самой собой ты остаться не сможешь. Прикрывайся, бегай, прячься за дверью, и еще больше раззадоришь его, взрастишь в нем нездоровое любопытство и желание вывести тебя на чистую воду. Выберете неправильную тактику, и результат не заставит себя ждать – малыш станет вас преследовать, а его хобби станет неусыпное подглядывание за окружающими. Гораздо лучше просто заниматься своим делом, и если возникнут вопросы, то смело и правдиво ответить на них, как и подобает взрослому человеку. Это в теории.

– Мам, ты свои сиси одеваешь? – спросил Гэвин.

Я засмеялась и помотала головой в ответ на его вопрос.

– Скажем так, этот лифчик, главным образом, форму придает, так что, полагаю, я и в самом деле свои сиси НАДЕВАЮ.

Покончив с бретельками, я повернулась к сыну лицом и потянулась за джинсами, лежавшими в ногах на кровати.

– А сто это за класненькие стуцки? – спросил он.

– Какие красные штучки? – рассеянно отозвалась я, натягивая джинсы и внимательно разглядывая четыре разложенные на выбор футболки.

– Красненькие стуцки на твоих сисях.

Я опустила веки и еще ниже – голову.

Ладно, вот и выпал мне случай показать себя взрослой. Малыш задал разумный вопрос. Так ведь? Но ему всего четыре года. А в каком возрасте подобает узнавать значение слова «соски»? Мне как, быть с ним честной или выкрутиться как-нибудь? Через несколько месяцев Гэвин пойдет в подготовительный класс. Что, если они заговорят про детские бутылочки с сосками или спросит, кто видел котенка, сосавшего молоко у своей мамы? Если я сочиню что-то, то мой малыш только и будет талдычить: «Неее-т, учитель. Моя мама сказала, что они называются коовками-му-му и нужны просто для уквашения».