– Ничего, этот сучок отвалится, новый приделаешь.

– Ты что, милый? – не на шутку испугался Леший.

«Ах, уже и милый!» – про себя заметил Ваня, но ничего не сказал.

– Ты что говоришь-то! Носы выдаются раз в пятьсот лет! А без носа-то я никуда не годный. Носом-то я и в любую щель залезу, и любую пакость унюхаю и всякой гадости нарою. Что я без носа? Совсем пропащий!

Леший так распереживался, что Маша не выдержала и вступилась за него:

– Вань, отпусти его! Разве тебе его не жалко?

– Жалостливая какая нашлась! Забыла уже, как он съесть тебя хотел?

– Больше не буду, больше не буду, – затараторил Леший. – Честное слово Лешего, не буду!

– А что такое «честное слово Лешего»? – поинтересовался Ваня. – Разве честные лешие бывают?

– Так, к слову пришлось. Чего к словам придираешься? Отпусти, прошу тебя, – занервничал мелкий пакостник. По его виду было ясно, что правды он в жизни не говорил.

– Видишь, Маша, а тебе ещё жалко его, обманщика такого.

Маша промолчала, потому что ей всё равно Лешего было жаль.

– Ладно уж. Помни нашу доброту, коряга заплесневелая, – сказал Ваня, не спеша раскручивая намотанный на руку хвост.

Как только кисточка хвоста свободно повисла в воздухе, Леший подпрыгнул в воздухе, станцевав при этом тысячу и одну ламбаду, а ещё через мгновение его и след простыл.

– Вот это да! – Маша от удивления раскрыла рот и, если бы Ваня не толкнул её в плечо, неизвестно, сколько бы она так простояла, глядя на место, где мгновение назад стоял их мохнатый самолёт.

– Хорошо, что у него сучок засох, а то бы и он нам какую-нибудь пакость на прощание подсунул, – сказал Ваня и, тут же забыв о Лешем, начал вглядывался в раскинувшиеся перед ним просторы.

10

Поле Васильково представляло собой унылую картину. Синие васильки с порыжевшими кончиками лепестков стояли, куда ни бросишь взгляд, уныло свесив безрадостные головки. Пшеницы почти не было. Редкие колоски золотились то тут, то там, но большие чёрные птицы важно расхаживали своими когтистыми лапами по чёрному полю, доклёвывая последние, и без того редкие зёрна.

– Ой, что-то мне не нравится это поле, – сказала Маша, с опаской поглядывая на чёрных птиц.

– Если честно, то мне тоже, – согласился Ваня.

– Эй, а что это ты там высматриваешь? – поинтересовалась Маша.

– Да так, смотрю, нет ли какой-нибудь разгадки этого поля Василькова.

– И что? – Маша тоже стала пристально вглядываться вдаль.

– Ни подсказки, ни разгадки… – разочарованно ответил Ваня и задумался. – Слышишь, Маша, – спросил он, немного погодя, – а ты помнишь, что нам Бабка Ёжка об этом поле говорила?

Заметив, что у забывчивого друга снова возникли проблемы с памятью, Маша решила воспользоваться моментом, чтобы отыграться за прежние обиды. Она сделала большую паузу и нехотя начала:

– Бабка Ёжка? Кажется, она что-то говорила.

– Вспоминай, прошу тебя, – Ваня схватил Машу за плечи.

– Чего ты пристал? Сам думай!

– Ну, прости, – оправдывался Ваня. – Я опять ничего не помню, а это очень важно. Разве ты не понимаешь?

– Понимать-то я понимаю, да вот только я тоже ничего не помню.

Она уже повернулась, чтобы продолжать путь, но, как бы сделав одолжение, не оборачиваясь, произнесла королевским тоном:

– Сначала она что-то сказала, а потом добавила «если только вы сумеете услышать».

– Да, да, и я что-то такое припоминаю, – оживился Ваня. – И что же такое мы сможем услышать? Маша, ну, давай, вспоминай!

– Да успокойся ты! Я уже давно всё вспомнила!

– Ну, и что же ты вспомнила?

– А ничего, – Маша снова отвернулась, чтобы выдержать паузу.

– Как ничего? – Ваня снова схватил своевольную подружку за плечи.

– Убери руки, – запротестовала она. – Руки убери, сказала, иначе вообще ничего не скажу!

– Ну, и характер у тебя! – сказал он в сердцах и опустил руки.

– Ну, ладно, ладно, – со снисходительностью королевы произнесла Маша. – Наша Ёжка, тысячу поганок ей в рот, сказала: «Оно вам многое расскажет, если только вы сумеете услышать».

– И это всё-ё? – протянул Ваня, помрачнел и замолк.

Тут уже и до Маши дошло, что они не в зоопарке и что дело их – дрянь. Из королевы она превратилась в растерянную девочку, а её разочарованный друг, махнув рукой, пошёл, куда глаза глядят. А глаза его глядели на поле Васильково, встречавшее их уныло поникшими головками порыжевших васильков.