Шрифт:
— Ты что не знаешь, как найти женщину, которая развлекает вечерами сброд в твоей таверне и которой ты платишь?!
— Вы ошибаетесь, мессир. Я ничего ей не плачу. Да мне бы никогда не хватило денег ей заплатить. Это по карману разве что принцу!
Данте больше ничего не понимал.
— Так она не зарабатывает себе на жизнь плясками?! Почему же?!.
— Я не знаю. И никто этого не знает, — перебил поэта бывший крестоносец. — Она сама спросила меня, можно ли ей танцевать здесь. Бесплатно! Более того, мне показалось, что она готова была предложить мне деньги, если я откажусь.
— Но ты, конечно, не отказался…
— Естественно, нет.
Бальдо наконец понял, до какой степени поражен Данте.
— Я не грамотей вроде вас, мессир Алигьери, но за морями повидал очень много. Может, и больше, чем написано в ваших книгах… А еще больше я слышал от наших людей, не побоявшихся добраться до самой Индии по стопам Великого Александра.
— И что же они тебе рассказали?
— Некоторые из тамошних народов ублажают своих богов не молитвой и не песнопениями, а плясками. Вот мне и кажется, что Антилия не танцует, а поклоняется своим богам.
Данте прищурился. Возможно, этот простак прав. Ведь и сам поэт, впервые увидев Антилию, подумал, что ее движения напоминают магический ритуал. Она была похожа скорее на жрицу, чем на блудницу. Он слышал, что в далеких восточных степях живут племена свирепых кочевников, которыми правят женщины-жрицы неземной красоты. После смерти их погребают в пышных усыпальницах. Их тела покрывают драгоценностями и украшают царскими регалиями. Чтобы им было не одиноко на пути во тьму, вместе с ними приносят в жертву богам множество придворных. При жизни же эти жрицы говорили со смертью и принимали странные позы, приглашая призраков совокупиться с ними.
А что, если Амброджо стал первой жертвой этой языческой богини? Вдруг он стал первым ее спутником на пути в царство смерти?
Тем временем Бальдо тер себе лоб ладонью уцелевшей руки.
— Иногда я чувствую, что яд сарацин все еще живет во мне, как спящая под камнем змея…
— Тебя охраняет Святой Дух. Дух наших отцов, видевших, как на Голгофе принесли в жертву богочеловека.
— За морем я видел много духов, — пожав плечами, ответил хозяин таверны.
Данте молча взглянул ему в глаза, а потом макнул палец в кубок с вином и нарисовал на столе пятиугольник, виденный им на мозаике мастера Амброджо.
Бальдо побледнел, но сделал вид, словно ничего не произошло.
— А может, ты купил себе жизнь ценой собственной души? — спросил его поэт.
Хозяин таверны промолчал.
Данте медленно встал.
— Наверное. Твой дух требует кровавых жертв…
Бальдо по-прежнему избегал смотреть в глаза поэту.
— А остальные? Каким духам они поклоняются?
— Какие еще остальные?
— Ученые мужи, избравшие твою таверну для своих ритуалов. Что ты о них знаешь?
— Ничего. Они сведущи в науках. Что у нас может быть общего?
— Очень много всего. Особенно если они преуспели в науке заговоров. Чтобы стать заговорщиком, хватит ума и у тебя.
Бальдо молчал, вытирая стол тряпкой.
— И не только у меня, — наконец пробормотал он.
Глава XVI
Политика Церкви
В то же время в монастыре Санта Мария Новелла
За спиной у кардинала послышался шорох. Кто-то тихо вздохнул, пытаясь осторожно привлечь к себе его внимание.
Кардинал медленно повернулся.
Перед дверьми стоял Ноффо Деи. Стоило кардиналу протянуть руку, как инквизитор откинул назад капюшон, обнаживший монашескую тонзуру, упал на колени и стал целовать кольцо на пальце кардинала, который благосклонно погладил его по голове.
— Что вы узнали? — с некоторым беспокойством в голосе спросил он монаха.
— Лишь то, что мы уже знали. Пятиугольник хорошо виден. Это очень недвусмысленный знак!
— Думаете, этот интриган понял его значение?
Ноффо покачал головой:
— Он умный и изобретательный, но пока слишком мало знает. Пока…
Последнее слово монах произнес озабоченным тоном, не ускользнувшим от внимания кардинала.
— Он что, напал на след?
— Нет. Нет напал. Я в этом уверен. Он растерян и ослеплен своей нелепой верой в торжество разума. Видно, что учился в университете…
— В Париже? Но выходит, что он был там совсем мальчишкой!
— Вдохновленные самим дьяволом идеи парижских ученых могут сбить с пути истинного кого угодно. Их жертвам нет числа. Он тоже попал под их влияние и теперь уверен, что человеческий разум способен проникнуть в тайны природы и человеческой души. Поэтому-то он и блуждает сейчас в лабиринте, не понимая, что его же собственные поступки уводят его все дальше и дальше от выхода.