Врач вдруг разогнулся, выпрямился. Он удивлённо посмотрел на меня, его глаза, до этого замутнённые горечью и отчаянием, мгновенно приобрели острое и ясное выражение. Профессиональный интерес успешно переборол горе от незнания.

— Ваше Величество, так я же ведь признанный всеми специалист по болезням мозга, у меня же кафедра в Первом Университете! Вернее, она была…

— Ничего, ничего… Восстановим вашу кафедру, доктор, встретимся ещё, пообщаемся, подискутируем. Чуть-чуть попозже…

Я подошёл к узкому окну, с ненавистью посмотрел на круговорот снега и дождя за ним. Созерцание этого гнусного и отвратного зрелища заняло у меня некоторое время, тишину в комнате нарушало только ровное и чуть хриплое дыхание пленника. Я, наконец, оторвал свой взгляд от окна и приказал стоявшему по стойке «смирно» в углу комнаты начальнику охраны:

— Глаз с больного не спускать! Как я думаю, он должен скоро прийти в себя. Усилить охрану максимально! Руки и ноги этого индивидуума заковать в двойные, нет, в тройные кандалы. Наблюдение за пленником должно быть постоянным. Дверь обшейте металлическими листами. В десяти-пятнадцати шагах по коридору соорудить решётку, за ней расположить пару арбалетчиков и ещё в пяти-семи шагах, несколько лучников. Входить в комнату только по двое, дверь сразу же запирать. Как только больной очнётся, немедленно сообщить об этом мне, если, конечно, это будет возможно. В противном случае вызовите моего надёжного и осведомлённого обо всём человека. Вот его координаты. Ежели пленник сбежит, то четвертую виновных и рядом находящихся невиновных, перед этим всех слегка поджарю. Вас, сударь, четвертовать не буду. Подвергнитесь медленному копчению на соломе в течение нескольких дней с перерывами, до образования хрустящей корочки. Ясно?

— Так точно, Ваше Величество! — гаркнул начальник охраны, вытянувшись в струнку, покрывшись красными пятнами и безумно выпучив глаза.

— Превосходно… Да, жалование охране увеличиваю в два раза, вам лично, — в три! Всё сказанное немедленно довести до сведения персонала! — сурово произнёс я, а потом, перед тем, как выйти, поманил к себе гуттаперчевого тюремщика пальцем и зловеще прошептал ему в ухо. — Это не человек, это посланник Ада, будьте крайне осторожны…

После Военного Совета, с наступлением темноты я, надеюсь, незаметно, отбыл в карете из Столицы на юг. Меня сопровождали ГРАФИНЯ, её близкая подруга Фрейлина, ШЕВАЛЬЕ и ПОЭТ. Охрана состояла из сотни отборных и легко вооружённых конников моей свежеиспечённой Личной Гвардии. Двигались мы быстро, почти нигде не останавливаясь, довольствуясь небольшими привалами прямо в поле. Я в очередной раз находился в состоянии «ИНКОГНИТО», из скромной кареты почти не выходил, старался не являть свой лик миру без особой надобности. Само собой, никаких штандартов, официоза и помпезности!

Лишь один раз мною было сделано исключение, а именно, — ночная остановка в благословенном месте под названием «Трактир Тихая Прохлада». Я заранее выслал вперёд гонца для того, чтобы хозяин предпринял необходимые меры для нашей встречи и сохранения моего «ИНКОГНИТО».

Прибыли мы в трактир в сумерках. При подъезде к нему нас встретили несколько слуг с факелами. Входную дверь заведения гостеприимно освещали два больших масленых фонаря. По бокам от неё стояли двое слуг, одетые в длинные, расшитые золотом, камзолы. Трактир почти не изменился, но стал выглядеть как-то добротнее и солиднее: новая, крепкая, окованная медью дверь, которая была до блеска начищена, свежевыкрашенные стены и окна, обновлённая черепичная крыша. Рядом находилась пара просторных двухэтажных зданий, видимо, недавно построенных. На двери заведения висела большая табличка с надписью: «Специальное обслуживание. Извините за неудобства. Милости просим попозже».

Я легко и весело рассмеялся, мои спутники дружно вторили мне.

— Господа! — торжественно произнёс я. — Недавно я в вашем присутствии вспоминал об этом удивительном заведении. Именно здесь, как ни странно, зародилась Империя! Собственно, как известно, всё великое всегда зарождается в самых неподходящих местах и в самое неподходящее время. Но, я не о том… В этом милом заведении вы отведаете два удивительных фирменных блюда, о которых я вам неоднократно рассказывал и которые, к счастью или несчастью, по настоящему могут готовить только здесь. Кстати, а где же наш хозяин?

— Я уже перед Вами, Ваше Величество! — появился запыхавшийся краснощёкий ТРАКТИРЩИК. — Давно ждём Вас! Я за это время от волнения глаз не мог сомкнуть! Решил принять для бодрости Звизгуна, тяпнул стопочку и, как будто в чёрную глубокую яму провалился. Еле меня разбудили. Уж, извините, пожалуйста!

— Да ничего! Бывает… Сам такой… — усмехнулся я. — А какова же была ёмкость этой самой стопочки?

— Ну, какова, какова? Вполне щадящая, Сир… Сопоставима с теми бокалами, из которых Вы с ШЕВАЛЬЕ пили перед той славной заварушкой.

— Сир, о какой это заварушке идёт речь, а? Почему я о ней ничего не знаю? — встревожено спросила ГРАФИНЯ.

— О, дорогая, — так, пустяковый случай, — усмехнулся я. — Размялись мы здесь как-то немного с ШЕВАЛЬЕ, развлеклись, продемонстрировали удаль молодецкую. Бывает…

— Ну, ну… — девушка безнадёжно махнула ручкой.

— Боже мой, неужели это вы, Ваше Сиятельство! Самая прекрасная из женщин, живущих в этом мире! Какая радость лицезреть вас вновь! Какая честь! — вдруг засуетился и взволнованно запричитал ТРАКТИРЩИК.

— Ну, полноте, мой друг. Неужели за всю свою жизнь вы не встречали подобных женщин? — насмешливо и иронично спросил я.

— Встречал всего один раз, Сир. Это была моя покойная жена… ГРАФИНЯ очень похожа на неё, — печально произнёс ТРАКТИРЩИК.

— О, извините нас, — вмешалась в разговор ГРАФИНЯ. — Мне кажется, что пора посмотреть на ваше легендарное заведение изнутри.

— Конечно, конечно, прошу вас, господа, милости прошу!

Через несколько секунд мы уже были в зале. Обстановка в нём оказалась вполне соответствующей такому приличному месту. Интерьер был полностью обновлён, причём, видимо, с участием человека, имеющего определённый вкус. Везде царили порядок и чистота, было очень уютно. Помещение ярко освещали свечи в массивных бронзовых канделябрах, огромный мраморный камин мирно и мерно гудел, слегка потрескивая и постанывая, охотно отдавая нам тепло, насыщенное ароматом тающей древесной смолы.